Воспоминания немецких асов второй мировой. Вильгельм Йонен - Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика. Стальные гробы. Немецкие подводные лодки:… Герберт Вернер

Из воспоминаний аса Люфтваффе Гюнтера Ралля

"Я стартовал в один из поздних августовских дней по тревоге на перехват самолёта-разведчика. Это был Пе-2, тянувший за собой инверсионный след на восток. Я хорошо его видел в 2000 метрах надо мной, когда сам летел на высоте 6000 метров. Глядя на противника, я внезапно замечаю боковым зрением какое-то шевеление на моей приборной панели и, опустив глаза, встречаю взгляд глаз-бусинок полевой мышки, глядящей на меня из отверстия, из которого буквально только что выкрутили неисправные бортовые часы. Я глубоко удивлён и в то же время встревожен. Весь вид крошечного создания, все волосинки которого шевелятся от вибраций работающего мотора, говорит о том, что от меня ждут объяснений по поводу шума, тряски, холода и разреженного воздуха, в котором так трудно дышать. На мне кислородная маска, которая не даёт увидеть мою улыбку, которой я приветствую гостя. Добро пожаловать на моё рабочее место и спасибо за участие в боевом вылете! К сожалению, я должен скоро атаковать того русского, возможно, он ответит мне тем же - тогда начнётся карусель, беспокоящая желудок и грохот оружия. Так что лучше тебе сейчас перейти под моё покровительство, тем более, что никто не знает, какой кабель или иная деталь под приборной доской придётся тебе по вкусу. Пока ты не перегрызла что-нибудь важное и не принесла нам обоим большие неприятности, сама того не желая...

Я протягиваю руку и пытаюсь схватить мышь, но она элегантно ускользает в последний момент.

Вражеского разведчика я так же не догнал.

После посадки в Гончаровке мои механики безрезультатно перерыли все закоулки фюзеляжа моего Мессершмитта в поисках недобровольного второго пилота. В конце концов, его записали, как без вести пропавшего."

Ганс-Ульрих Рудель, "Пилот "Штуки".
Мемуары самого результативного и орденоносного летчика, летавшего на пикирующих бомбардировщиках Ju-87. Предположительно, именно он потопил в Кронштадте в 1941-м линкор "Марат". Счет уничтоженной им бронетехники идет на сотни единиц.

Вильгельм Йонен, "Ночные эскадрильи Люфтваффе. Записки немецкого летчика".
Мемуары пилота ночного истребителя. Можно узнать много интересного о стратегических бомбардировках Германии союзниками и усилиях немецкой ПВО. В школах у нас о таком обычно умалчивают.

Зиглер Мано," Летчик-истребитель. Боевые операции Me-163".
Мемуары пилота, летавшего на единственном в своем роде ракетном истребителе. С уровнем аварийности этих самолетов, спасибо, что выжил да еще написал. Тоже ПВО и стратегические бомбардировки Германии. Очень интересно в техническом плане.

Адольф Галланд, "Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте. 1941-1945".
Немецкий ас и тактик. Начал карьеру еще во время гражданской войны в Испании. В дальнейшем, несмотря на звание командующего германской истребительной авиацией, летал на Западном фронте до конца Второй мировой. Кроме военных дарований отличался здравым и даже рыцарским нравом. Как гласит история, имел проблемы с Германом Герингом из-за личного отказа и запрета своим подчиненным расстреливать в воздухе выбросившихся с парашютом вражеских летчиков.

Эта книга - жестокие и циничные откровения профессионального убийцы, прошедшего через самые страшные сражения Второй мировой войны, знающего подлинную цену солдатской жизни на передовой, сто раз видевшего смерть через оптический прицел своей снайперской винтовки. После Польского похода 1939 года, где Гюнтер Бауэр проявил себя как исключительно меткий стрелок, он был переведен в элитные парашютные войска Люфтваффе, превратившись из простого Feldgrau (пехотинца) в профессионального Scharfschutze (снайпера), и в первые часы Французской кампании, в составе…

Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике,… Фриц Вентцель

В книге рассказывается о жизни бывших немецких офицеров в лагерях для военнопленных, расположенных в Англии и Канаде. Главный герой – Франц фон Верра прославился как единственный немецкий военнопленный, сумевший дважды бежать из плена: английского и канадского. Удивительную историю его побегов рассказывает Фриц Вентцель, лично знавший фон Верру.

Последнее сражение. Воспоминания немецкого… Петер Хенн

Петер Хенн, летчик-истребитель из 51-й истребительной эскадры «Мельдерс», а затем командир эскадрильи из 4-й эскадры непосредственной поддержки войск на поле боя, рассказывает о воздушных сражениях последних лет Второй мировой войны. Его бросили в бой в 1943 году, когда неудачи Гитлера начинали становиться все более серьезными. Хенн воевал в Италии, участвовал в воздушных схватках во Франции после высадки союзников и закончил войну в Чехословакии, попав в плен к русским.

Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого… Вильгельм Йонен

Автор, пилот «мессершмитта», воевавший на Западном фронте, рассказывает об опыте нового подразделения люфтваффе - ночных истребителях В книге ярко и образно повествуется о преданности пилотов своей нелегкой профессии, о воздушных дуэлях под звездами, описываются особые условия ночных полетов.

ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ… Адольф Галланд

Воспоминания Адольфа Галланда. командующего истребительной авиацией люфтваффе с 1941-го по 1945 год, воссоздают достоверную картину боевых действий на Западном фронте. Автор анализирует состояние авиации воюющих сторон, делится профессиональными суждениями о технических качествах известных типов самолетов, стратегических и тактических просчетах в ходе военной кампании. Книга одного из самых талантливых немецких летчиков существенно дополняет представление о роли истребительной авиации во Второй мировой войне.

Люфтваффе. Военно-воздушные силы Третьего… Константин Залесский

Созданные практически с нуля люфтваффе стали самыми результативны – ми ВВС периода Второй мировой войны, а огромный летный опыт, развитая инициатива, блестящая подготовка сделали немецких асов (или, правильнее, экспертов) лучшими летчиками мира. Но в 1943 году произошел перелом, и уже лучшие асы из лучших не могли исправить положение. И вот результат: при том что на счету немецких летчиков были все мыслимые и немыслимые рекорды, люфтваффе потерпело сокрушительное поражение. Господство в воздухе перешло к авиации союзников – после этого военный…

Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе Юрий Мухин

Пропаганда всегда являлась главнейшим родом войск, а поскольку важнейшим элементом полководческого мастерства является хитрость и обман, то ложь в пропаганде естественна. Но ложь является очень опасным оружием: если тот, кому лгут, начинает понимать, что его обманывают, то пропаганда может оказать прямо противоположное действие. В книге исследуется, как гитлеровская ложь о невероятных достижениях немецких летчиков-истребителей в конце концов парализовала самих этих летчиков. Для широкого круга любителей истории.

"Мессершмитты" над Сицилией. Йоханнес Штейнхоф

Резерв высоты Николай Скоморохов

Аннотация издательства: Автор, известный советский ас, маршал авиации, заслуженный военный летчик СССР, доктор военных наук, профессор. Его перу принадлежат несколько произведений: «Боем живет истребитель», «Служение Отчизне», «Резерв высоты», «Предел риска» и другие. В романе «Резерв высоты», главы из которого мы начинаем печатать, просматриваются три сюжетные линии. Единым замыслом связаны русский резидент Альберт, внедренный в логово потенциального врага еще в начале XX века и выполняющий со своими помощниками (ближайшим другом Аптекарем,…

Танки ленд-лиза в бою Михаил Барятинский

Ленд-лиз остаётся одной из самых спорных и политизированных проблем отечественной истории со времён советского агитпропа, который десятилетиями замалчивал либо прямо фальсифицировал подлинные масштабы и роль помощи союзников: даже в мемуарах наши лётчики и танкисты зачастую «пересаживались» с «импортной» на отечественную технику Причём больше всего не повезло именно ленд-лизовским танкам, незаслуженно ославленным как жалкие «керосинки» с «картонной» бронёй и убогими «пукалками» вместо орудий. Да, лёгкий американский Стюарт по понятным…

Солдат трех армий Бруно Винцер

Мемуары немецкого офицера, в которых автор рассказывает о своей службе в рейхсвере, гитлеровском вермахте и бундесвере. В 1960 году Бруно Винцер, штабс-офицер бундесвера, тайно покинул Западную Германию и перешел в Германскую Демократическую Республику, где издал эту книгу - историю своей жизни.

«Мессершмитты» над Сицилией. Поражение люфтваффе… Йоханнес Штейнхоф

Йоханнес Штейнхоф, знаменитый немецкий летчик-истребитель, рассказывает об операции «Хаски», когда британские и американские военно-воздушные силы непрерывно бомбили немецкие и итальянские аэродромы на Сицилии. Под давлением превосходящих сил союзников потери люфтваффе приобрели невосполнимый характер. Для опытных пилотов, ветеранов боев в Западной Европе и России, смерть была почти неизбежной, еще меньше шансов выжить оставалось у молодых летчиков, но приказа об отступлении не поступало. Штейнхоф в своих воспоминаниях передает весь трагизм…

Последнее наступление Гитлера. Разгром танковой… Андрей Васильченко

В начале 1945 года Гитлер предпринял последнюю попытку переломить ход войны и избежать окончательной катастрофы на Восточном фронте, приказав провести в Западной Венгрии крупномасштабное наступление с целью выбить части Красной Армии за Дунай, стабилизировать линию фронта и удержать венгерские нефтяные прииски. К началу марта германское командование сосредоточило в районе озера Балатон практически всю броневую элиту Третьего Рейха: танковые дивизии СС «Лейбштандарт», «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг», «Гогенштауфен» и др. - в общей сложности…

Я дрался на «Аэрокобре» Евгений Мариинский

Герой Советского Союза Евгений Мариинский - летчик-ас, в составе 129-го ГвИАП совершил 210 боевых вылетов. На своей «Аэрокобре» под номером четыре он шестьдесят раз вступал в бой с бомбардировщиками и истребителями противника, сбил двадцать самолетов врага, но и сам несколько раз был сбит. Полные драматизма воздушные бои, требующие от летчика концентрации всех навыков, опыта, воли, вынужденные посадки и полеты в сложных метеоусловиях, нервное напряжение перед атакой, потеря товарищей и быт летчиков - все эти аспекты жизни летчика-истребителя…

Стальные гробы. Немецкие подводные лодки:… Герберт Вернер

Бывший командир подводного флота нацистской Германии Вернер знакомит читателя в своих мемуарах с действиями немецких подводных лодок в акватории. Атлантического океана, в Бискайском заливе и Ла-Манше против английского и американского флота во время Второй мировой войны.

Аннотация издательства: Документальное повествование о подвигах летчиков морской авиации Черноморского флота в годы Великой Отечественной воины, в период подготовки и проведения операции по освобождению Северного Кавказа, города-героя Новороссийска. В центре изображаемых событий - воины 5-го гвардейского минно-торпедного авиаполка, проявившие героизм, мужество и отвагу при нанесении сокрушительных ударов по врагу на море и на суше. Так помечены страницы, номер предшествует. Так помечены ссылки на примечания. lenok555: Вторая книга мемуаров…

Фронт до самого неба (Записки морского летчика) Василий Минаков

Аннотация издательства: В документальной повести Героя Советского Союза В. И. Минакова рассказывается о боевых подвигах летчиков Черноморского флота, воспитанниках Ейского военно-морского авиационного училища, в трудный период Великой Отечественной войны, летом и осенью 1942 года. Книга адресуется массовому читателю. Так обозначены страницы книги (страница предшествует номеру). lenok555: Следующие две книги мемуаров В. И. Минакова - "Командиры крылатых линкоров" и "Гневное небо Тавриды".

Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста… Вильгельм Липпих

Помимо передовой тактики блицкрига, помимо сокрушительных танковых клиньев и грозных пикировщиков, наводивших ужас на врага, к началу Второй мировой войны Вермахт обладал еще одним «чудо-оружием» - так называемой Infanteriegeschutzen («пехотной артиллерией»), чьи орудия сопровождали немецкую пехоту непосредственно в боевых порядках, чтобы при необходимости поддержать огнем, прямой наводкой подавить вражеские огневые точки, обеспечить прорыв обороны противника или отражение его атаки. «Пехотные артиллеристы» всегда находились на самых опасных…

Хайнрих Виттгенштайн, как и многие его ровесники, рос горячим и безграничным патриотом Германии. Он твердо решил посвятить себя военной карьере, став офицером. Зная, насколько трудно тогда было вступить в Вермахт и тем более понимая, насколько слабо его здоровье, Хайнрих с этого момента подчинил всю свою жизнь и поведение достижению этой цели. Он начал систематически тренироваться и избегал всего, что хоть как-то могло сказаться на его самочувствии. Он не курил и не пил спиртного и вообще был чрезвычайно скромен в своих потребностях. Можно с уверенностью сказать, что он вел аскетический образ жизни. Хайнрих находил совершенно невыносимым, когда кто-нибудь интересовался его здоровьем. В одном из писем к матери он писал: «Я ненавижу, когда люди вокруг постоянно ведут себя так, как будто я слабый и больной».

В 1936 г. Хайнрих цу Сайн-Виттгенштайн начал свою воен-ную карьеру в составе 17-го Баварского рейтарского полка, расквартированного в Бамберге. В июне 1938 г. Виттгенштайну было присвоено звание лей-тенанта. Он был назначен в состав SchGr.40. Летая в качестве бортстрелка на Не-45 лейтенанта Вернера Рёлла во Фран-ции. В 1973 г. в ФРГ вышла книга Рёлла о Хайнрихе под названием «Цветы для князя Виттгенштайна» («Blumen fiir Prinz Wittgenstein»). В октябре 1938 года Витгенштейн принимал участие в оккупации Судетов.

Зимой 1938—39 г. Виттгенштайн был переведен в бомбар-дировочную авиацию и направлен в штабное звено KG254, сформированное 01.11.1938 г. во Фритцларе в качестве штурмана, сменив на этом посту Карла Теодора Хюлсхоффа. С 01.06.1944 г. по 25.03.1945 г. Хюлсхофф вспоминал: «Я видел, какие усилия он приклады-вал в течение нескольких следующих месяцев, чтобы как можно скорее получить квалификацию пилота. Я помню, насколько он был горд, когда сказал мне, что самостоятельно летал на Аг-66. В то время никто не мог сравниться с ним в желании летать».

Впервые же Хюлсхофф познакомился с Виттгенштайном на курсах лыжных инструкторов в Китцбюхеле в феврале—марте 1938 г. Он потом рассказывал о своих первых впе-чатлениях о нем: «Хайнрих был скромным и выдержанным офице-ром, исполнявшим свои обязанности с дисциплиной и доброй во-лей. На первый взгляд он казался немного мягким. Мне показалось, что ко многому он относился критически, но благодаря своему характеру был сдержанным, предпочитая выжидать и смотреть. Он никогда не высказывал вслух свое мнение, и только лишь ироничная улыбка иногда появлялась на его губах. Благодаря сво-ему тихому характеру он был очень популярен среди своих то-варищей». В составе KG54 Виттгенштайн участвовал сначала в боях во Франции, в том числе в битве за Англию, а затем на Восточном фронте. Всего в качестве пилота Ju-88 он совершил 150 боевых выле-тов.

Однако полеты на бомбардировщике не могли принести ему удовлетворения. Ханс Ринг, хорошо знавший Виттгенштайна, писал: «Он не мог примирить себя с бомбарди-ровщиком и всегда хотел перейти в истребительную авиацию, чтобы стать ночным летчиком-истребителем. В этом он видел реализацию своего понятия солдата в самом чистом виде. Быть не нападающим, а защитником!» Княгиня фон Виттгенш-тайн говорила: «Он перешел в ночные истребители потому, что понял, что сбрасываемые им бомбы несут страдания граждан-скому населению». Сам же Хайнрих признавался затем матери: «Ночной бой — самый трудный, но он также и высшая точка в искусстве полета».

В августе 1941 г. Виттгенштайн смог перевестись в ночную истребительную авиацию. Он был направлен в авиашколу в Ехтердингене в районе Штутгарта, обучение там должно было занять много времени, но ему помог случай. Осе-нью Хайнрих снова повстречался с Хюлсхоффом и по-просил его помочь побыстрее попасть в боевую эскадру. Хюлсхофф помог ему, и в январе 1942 г. тот был направлен в 11./NJG2. С первых же дней Виттгенштайн присту-пил к интенсивным тренировочным полетам, налаживая взаи-модействие с наземными операторами наведения. И если пос-ледние были удивлены и поражены неутомимым новичком, то его механики, вынужденные постоянно готовить Ju-88 к поле-там, были гораздо менее восторженными.

Свою первую победу Хайнрих одержал в ночь с 6 на 7 мая 1942 г., сбив английский «Бленхейм». К середине сентября на счету командира 9./NJG2 обер-лейтенанта Виттгенштайна было уже 12 побед, среди которых английский «Фулмар», сбитый им 27 июля. 2 октября 1942 г. он был награжден Рыцарским Крестом. К этому времени на его счету было уже 22 победы, которые он одержал в ходе 40 боевых вылетов.

Главной целью Виттгенштайна было стать лучшим пилотом ночной истребительной авиации. Он постоянно боролся за пер-вое место с Лентом и Штрейбом. Оберст Фальк потом вспо-минал о нем: «Виттгенштайн был очень способным пилотом, но он был чрезвычайно честолюбивым и большим индивидуалистом. Он не принадлежал к типу прирожденных командиров. Он не был ни учителем, ни воспитателем для своих подчиненных. Тем не менее он был выдающейся личностью и отличным боевым летчиком. Он имел какое-то шестое чувство — интуицию, которая давала ему возможность видеть, где находится противник. Это чувство было его личным радиолокатором. Кроме того, он был отличным воз-душным стрелком.

Однажды я был вызван в Берлин в министерство авиации. Как потом оказалось, одновременно со мной туда же выехал и Виттгенштайн, так как на следующий день Геринг должен был вручить ему Рыцарский Крест. Удивительным образом мы ока-зались в одном поезде, в одном вагоне и в одном купе. Я был рад такой счастливой возможности спокойно обсу-дить различные проблемы использования ночных истребителей. Виттгенштайн сильно нервничал, и руки его дрожали. В этот мо-мент его от Лента и Штрейба отделяли всего одна — две побе-ды. Как я понял, он очень опасался, что, пока он сидит в поезде и ничего не делает, они могут еще больше оторваться от него по числу побед. Эта мысль не давала ему покоя».

Бывший командир NJG2 оберст-лейтенант Хюлсхофф рас-сказывал о Виттгенштайне: «Однажды ночью англичане атако-вали все аэродромы ночных истребителей, находящиеся в Голлан-дии. Он взлетел среди взрывающихся бомб, без освещения, в полной темноте, прямо поперек аэродрома. Через час он совершил по-садку и был вне себя от гнева потому, что его пушки заело и по этой причине он сбил «только» два самолета».
Желание Виттгенштайна летать и одерживать новые побе-ды было неудержимым. Военный корреспондент Юрген Клаузен, совершивший вместе с Хайнрихом несколько боевых вылетов, рассказывал, как тот однажды по тревоге поднялся в воздух только в одном сапоге. Когда Виттгенштайн выпрыгивал из автомашины, что-бы подняться на борт своего самолета, уже готового к взлету, один его сапог за что-то зацепился. Не желая задерживаться ни секунды, он просто выдернул ногу из сапога и, заняв свое место в кабине, сразу же взлетел. Виттгенштайн вернулся об-ратно только через четыре часа, и все это время его нога нахо-дилась на педали рулей лишь в одном шелковом носке. Если учесть, что температура в кабине Ju-88 была отнюдь не ком-фортной, ведь не зря же экипажи надевали меховые комбине-зоны, то станет ясно, что выдержать подобное мог только че-ловек с железной волей, абсолютно владевший собой.

В декабре 1942 г. гауптман Виттгенштайн был назначен ко-мандиром IV./NJG5, сформированной в апреле 1943 г. на базе 2./NJG4. Слабое здоровье Виттгенштайна, несмотря на все его старания, все же нет-нет и давало о себе знать, и в феврале—марте 1943 г. он даже был вынужден ненадолго лечь в госпиталь.

В апреле Хайнрих прибыл на аэродром Инстенбург в Восточной Пруссии, где уже находились 10. и 12./NJG5, переброшенные туда еще в январе 1943 г. с задачей пресечь ночные налеты советских бомбардировщиков. В период с 16 апреля по 2 мая 1943 г. он сбил над Восточной Пруссией 4 ДБ-3 и один В-25. После этого он был отозван в Голландию и до 25 июня сбил 5 английских бомбардировщиков, причем 4 из них в течение одной ночи.

В конце июня 1943 г. 10. и 12./NJG5 во главе с Виттгенштайном были переброшены на аэродромы в Брянске и Орле и затем в июле приняли участие в боях в районе Курской дуги. В ночь с 24 на 25 июля в районе восточнее Орла Хайнрих сбил сразу 7 двухмоторных бомбардировщиков. 25 июля в сводке Главного командования Вермахта сообщалось: «Последней ночью князь цу Сайн-Виттгенштайн и его экипаж успешно сбили 7 русских самолетов. К настоящему моменту это самое большое число самолетов, сбитых в течение одной ночи». Всего же в районе Курска Виттгенштайн одержал 28 побед. В этот период он использовал для вылетов два Ju-88C-6 — «C9+AE» и «C9+DE». Оба самолета имели одинаковое число побед на киле и одинаковый камуфляж (все самолеты Виттгенштайна с октября 1942 г. имели один и тот же камуфляж: нижние поверхности фюзеляжа, плоскостей и мотогондол имели темно-серый, почти черный, цвет, а все верхние поверхности — светло-серую окраску с пятнами нейтрального серого цвета), но имели значительные конструктивные различия. «С9+АЕ» был одним из первых JU-88C-6, оснащенных т.н. Schrage Musik и РЛС FuG212. На «C9+DE» был установлен фонарь с Ju-88C-4, была усилена бронезащита кабины, и в носовой части смонтирована дополнительная 20-мм пушка MG151. На «C9+DE» Виттгенштайн в основном летал в ясные, лунные ночи и именно на нем он одержал большинство своих побед в июле 1943 г.

В ходе одной из своих инспекционных поездок на Восточный фронт Оберст Фальк посетил группу Виттгенштайна. Он вспоминал: «Я видел, как он в течение 15 минут сбил 3 советских самолета, но этого было недостаточно для него. Он постоянно боялся того, что пилоты на западе достигают большего числа побед, чем он здесь. Он был по-настоящему завистлив. Мне было очень нелегко работать с ним как с подчиненным из-за его невероятного честолюбия».

1 августа 1943 г. в Брянске была под командованием гауптмана Виттгенштайна сформирована новая I./NJG100, а 15 августа Хайнрих был назначен командиром II./NJG3 вместо майора Гюнтера Радуша. 31 августа 1943 г. после своей 64 победы Хайнрих был награжден Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту (Nr.290). Из этих 64 побед 33 он одержал на Восточном фронте в районе Курска и в Восточной Пруссии. В декабре 1943 г. майор Виттгенштайн был переведен на должность командира II./NJG2.

Герберт Кюммиртц, летавший в конце войны в составе 10./NJG11 в качестве радиооператора на реактивном истребителе Ме-262В-1а/U1, вспоминал: «Еще несколько недель, и 1943 г. уйдет в прошлое. Князь Виттгенштайн, который был командиром группы, получил новое задание. Мы с нашим самолетом были переброшены на аэродром в Рехлине, где планировалось создать опытную часть ночных истребителей. Унтер-офицер Курт Матцуляйт, наш бортинженер и стрелок, и я были застигнуты врасплох. За несколько часов мы были оторваны от нашего круга — в Рехлине мы никого не знали и часто сидели совершенно одни. В это время Виттгенштайн часто ездил в Берлин и много времени проводил в министерстве авиации, обсуждая то одно, то другое.

Главным образом наша работа была в поддержании самолета в постоянной готовности к вылету. На аэродроме в Рехлине не было никаких подразделений ночных истребителей, и мне часто требовались часы, чтобы собрать по телефону все действующие на тот момент сведения для радиосвязи и навигации. В качестве временного жилища нам служил железнодорожный спальный вагон. В течение приблизительно трех недель, проведенных в Рехлине, мы совершили несколько вылетов в район Берлина, и я особенно помню два из них.
В здании пункта управления полетами в нашем распоряжении была маленькая комната. Когда приходило сообщение о налете вражеских бомбардировщиков, мы ожидали там приказа на возможный вылет. Однажды вечером все выглядело так, будто целью бомбардировщиков должен был стать Берлин. Виттгенштайн сообщил, что мы должны скоро вылететь. Взлетев, мы направились в юго-восточном направлении в сторону Берлина.

Расстояние от Рехлина до Берлина около сотни километров; женщина-комментатор на частоте связи немецких истребителей непрерывно передавала сведения о местоположении, курсе и высоте вражеских бомбардировщиков. Таким образом все наши истребители всегда точно ориентировались в ситуации в воздухе. Тем временем Берлин был окончательно идентифицирован как цель, и на частоте истребителей был передан приказ: «Все части к «Bur» (Кодовое название зоны «Konaja» вокруг Берлина).

Мы летели уже на той же самой высоте, что и бомбардировщики, приблизительно на 7000 м. Продолжая лететь в юго-восточном направлении, мы хотели вклиниться в поток бомбардировщиков. Мой радиолокатор был включен и осматривал воздушное пространство вокруг нас, насколько позволяла его дальность. Вскоре на экране я увидел первую цель и по внутренней связи сообщил пилоту: «Прямо по курсу, немного выше». Мы очень быстро догнали четырехмоторный бомбардировщик, как почти всегда, это был «Ланкастер». Виттгенштайн дал одну очередь из «Schrage Musik», и тот начал падать.

Впереди поперек ночного неба появились лучи прожекторов. Зенитный огонь стал более интенсивным, поскольку английские «патфиндеры» начали сбрасывать гирлянды осветительных бомб в качестве ориентира для приближающихся бомбардировщиков. На радаре я видел уже новую цель, расстояние до нее быстро сокращалось. По разнице в скорости было ясно, что это мог быть только бомбардировщик. Внезапно дистанция до него начала стремительно уменьшаться, при этом отметка цели пошла вниз. Мне хватило времени только, чтобы прокричать: «Вниз, вниз, он летит прямо на нас!» Через несколько мгновений прямо над нами на встречном курсе пронеслась большая тень. Мы почувствовали встречную воздушную волну, и самолет, возможно, другой «Ланкастер», исчез в темноте ночи позади нас. Мы трое сидели в своих креслах, как парализованные. Напряжение спало, когда Матцуляйт произнес вслух: «Это было довольно близко!» Еще раз удача улыбнулась нам.

Следующая цель. Подход к ней был почти завершен. Пилот и бортстрелок должны были вот-вот увидеть вражеский самолет, когда в правом двигателе началась сильная вибрация. Он стал терять обороты, и в заключение его винт вообще остановился. Виттгенштайн немедленно направил самолет вниз, чтобы сохранить скорость; одновременно он рулем сбалансировал оставшийся двигатель. Пока Хайнрих занимался нашей машиной, «Ланкастер» исчез в темноте. Возможно, мы могли достичь большего успеха той ночью. Однако теперь с одним двигателем мы имели только одну цель — вернуться в Рехлин.

Я вызвал наземный центр наведения и запросил курс. Левый двигатель работал, и мы медленно, теряя высоту, все же приближались к Рехлину. Я также сообщил на землю, что один двигатель остановился и что у нас только одна попытка для посадки. Каждый пилот знает, насколько трудна и опасна такая посадка в темноте. Виттгенштайн решил выполнить обычную посадку и выпустил шасси, хотя в подобных случаях это фактически было запрещено. Считалось, что, если заход на посадку будет неудачным, самолет с одним двигателем не сможет уйти на второй круг. На ставку были поставлены машина и жизнь экипажа. Однако Виттгенштайн был наш пилот и командир экипажа, и окончательное решение было за ним. Чтобы помочь нам приземлиться, с аэродрома начали запускать яркие сигнальные ракеты. Когда мы достигли аэродрома, то сначала облетели его по широкой дуге, чтобы выйти на нужный посадочный курс. Хайнрих был вынужден сделать это, так как самолет можно было разворачивать только влево. Разворот в сторону остановившегося двигателя легко мог привести к катастрофе. При подходе к земле мы ориентировались по сигналам радиомаяка, что тогда было довольно хорошей помощью. Посадка была точной, самолет коснулся посадочной полосы, и камень упал с наших сердец. Я и Курт были, естественно, полны благодарности нашему пилоту и чувствовали, что заработали короткую передышку.

Через несколько дней двигатель был заменен и самолет был готов к новым вылетам. Вражеские бомбардировщики снова появились в районе Берлина, и мы опять поднялись в воздух. Погода была хорошей, только на средних высотах был небольшой слой тумана, выше же было безоблачное небо. Я включил рацию на частоте истребителей «Рейха» (имеются в виду истребители, входившие в состав воздушного флота «Рейх»), и мы получили информацию об общей обстановке в воздухе. Все указывало на налет на столицу.

К этому моменту большие районы Берлина были тяжело повреждены, целые улицы превратились в песок. Невообразимое зрелище. Я однажды видел ночной налет с земли. Я стоял в толпе других людей на подземной станции метро, земля вздрагивала при каждом разрыве бомб, женщины и дети кричали, облака дыма и пыли проникали сквозь шахты. Любой, кто не испытывал страха и ужаса, должен бы иметь сердце из камня.
Мы достигли высоты подхода бомбардировщиков и, подобно «Ланкастерам», летели сквозь заградительный зенитный огонь над городом. Британские «патфиндеры», которые мы называли «церемониймейстерами», уже сбросили каскады огней. Над городом была картина, которую едва ли можно описать. Лучи прожекторов освещали слой тумана, висящего наверху, и он выглядел наподобие освещенного снизу матового стекла, от которого дальше вверх распространялась большая аура света. Теперь мы могли видеть бомбардировщики, почти как будто это был день. Уникальная картина!

Виттгенштайн направил наш «Юнкерс» слегка в сторону. Мы могли теперь видеть тех, кто в другое время был защищен темнотой ночи. В тот момент мы не знали, кого атаковать сначала, но принять решение так и не успели. Светящаяся трасса пролетела мимо нас, и наш командир бросил машину резко вниз. Когда мы спикировали, я смог увидеть непосредственно над нашими головами «Ланкастер». Стрелок его верхней башни стрелял в нас. К счастью, он прицелился не очень хорошо. Правда, мы получили несколько попаданий, но двигатели сохранили свои обороты и экипаж был невредим.

Мы скользнули в темноту так, чтобы не потерять «Ланкастер» из виду. Некоторое время мы летели параллельно бомбардировщику. Чем темнее становилось вокруг, тем ближе мы передвигались к нему. Поскольку свет от прожекторов и пожаров, вызванных британским налетом, остался позади нас, мы медленно, но верно приближались к четырехмоторному бомбардировщику. «Ланкастер» теперь летел над нами и не ожидал ничего опасного. Возможно, его экипаж был уже расслаблен мыслью о том, что они счастливо пережили налет и теперь на пути домой. Мы, захваченные волнением преследования, напряженно сидели в своей кабине, пристально глядя вверх. Они нас так и не обнаружили!
Виттгенштайн подвел наш Ju-88 еще ближе к огромной тени, нависающей над нами, и, тщательно прицелившись, открыл огонь из «Schrage Musik». 20-мм снаряды попали в крыло между двигателями и подожгли топливные баки. Мы немедленно отвернули в сторону, чтобы уйти от горящего «Ланкастера», который пролетел прежним курсом еще некоторое расстояние. Из нашей позиции мы не видели, смог ли экипаж выпрыгнуть наружу, во всяком случае, для этого имелось достаточное время. Бомбардировщик взорвался и, развалившись на несколько частей, упал на землю. Мы направились в сторону Рехлина и без проблем приземлились там».

Экспериментальная часть ночных истребителей в Рехлине так и не была сформирована, и Виттгенштайн получил новое назначение. 1 января 1944 г. он был назначен командиром всей NJG2. В ночь с 1 на 2 января 386 английских бомбардировщиков совершили очередной налет на Берлин, сбросив 1401 тонну бомб. Немецкие ночные истребители смогли сбить 28 самолетов - 6 над Северным морем и 22 в районе Берлина, т.е. 7,3% от общего числа участвовавших в налете. При этом на счету Виттгенштайна было сразу 6 бомбардировщиков. На следующую ночь Виттгенштайн сбил «Ланкастер» из 550 Sqdn. RAF.

В ночь с 20 на 21 января 1944 г. Хайнрих, сбив 3 «Ланкастера», наконец обошел по числу побед майора Лента и вышел на первое место среди асов ночной истребительной авиации. Однако этот вылет едва не закончился для него и его экипажа трагически, когда их Ju-88 получил тяжелые повреждения, столкнувшись со сбитым «Ланкастером».
Радиооператор Виттгенштайна Фридрих Остхаймер вспоминал:
«В полдень 20 января Курт Матцуляйт и я пошли к стоянке, где находился наш Ju-88. Мы отвечали за готовность самолета к вылету. Работа Курта состояла в том, чтобы осмотреть и проверить оба двигателя. Он запустил оба двигателя на максимальных оборотах, проверил давление топлива и масла. Проверка топливных баков тоже была частью его работы, они должны были быть заправлены доверху. Моей же работой была проверка навигационного и радиооборудования; естественно, я должен был убедиться, что радиолокационная станция функционирует. Отремонтировать всю эту аппаратуру в полете было уже невозможно и единственное, что я мог сделать, так это заменить плавкие предохранители.

По разным причинам мы не размещались вместе с остальными экипажами. В результате я каждый день должен был беспокоиться относительно прогноза погоды на ночь и собирать необходимые сведения для навигации и радиосвязи. Прогноз погоды на ночь с 20 на 21 января был не очень хорошим. Над Англией был т.н. Ruckseitenwetter — сектор холодной погоды, который предполагал редкую облачность и хорошую видимость. В то же время полеты над Голландией и Германией были сильно затруднены фронтом плохой погоды с очень низкой кромкой облаков и ограниченной видимостью. Это была идеальная погода для британских бомбардировщиков. Уже в течение некоторого времени RAF имели устройство H2S «Rotterdam», которое посылало радиоволны на землю, и в результате на экране прибора была видна местность, над которой пролетали самолеты. «Патфиндеры», летевшие впереди основной группы бомбардировщиков, были способны определить на «Роттердаме» цель для атаки и затем отметить ее каскадами огней. Чем хуже метеорологические условия были для нас, тем лучше они были для противника.

Три старших унтер-офицера из наземного персонала, я и Матцуляйт ждали в маленькой хижине рядом с ангаром, справа от взлетно-посадочной полосы. Снаружи шел дождь, это был конец января, и соответственно было холодно. Внутри же было тепло и удобно. В такой обстановке было лучше всего вообще не думать о возможном приказе взлететь. В ангаре стоял наш Ju-88. Баки были заправлены 3500 литрами авиационного бензина, все вооружение имело полный боекомплект. Фюзеляж, крылья и рули были тщательно протерты и отполированы.
Было еще не очень поздно, когда огромная радиолокационная станция «Wassermann», размещенная на острове в Северном море, засекла первые вражеские самолеты. Вскоре после этого с командного пункта поступил приказ «Sitzbereitschaft», т.е. экипажи должны были занять свои места в кабинах и ожидать команды на взлет. Я и Матцуляйт сразу же пошли к самолету, механики еще некоторое время оставались у телефона, но вскоре присоединились к нам. Виттгенштайн, наш пилот и командир NJG2, обычно находился на командном пункте, чтобы до последнего момента следить за обстановкой в воздухе. Оттуда он сообщил нам, что мы должны скоро взлететь. Мы подцепили наш стартер, который помог запустить оба двигателя, и самолет был выкачен из ангара.

Как только окончательно стало ясно, что первые английские самолеты взлетели и летят над английским побережьем к Северному морю, Виттгенштайн больше не мог оставаться в своем кресле. На своем автомобиле он промчался поперек взлетно-посадочной полосы, при помощи механиков надел летный комбинезон и быстро поднялся по трапу в самолет. Его первым приказом было: «Остхаймер, передайте, мы взлетаем немедленно!» С нашим позывным «R4-XM» я сообщил о запуске. Трап был убран, люк закрыт. Мы вырулили на старт, и, как только контроллер дал нам зеленый свет, двигатели взревели на полную мощность. Мы промчались вдоль тонкой линии ламп взлетно-посадочной полосы и секунды спустя погрузились в темноту ночи.

Набирая высоту, мы взяли курс на Хельголанд. Где-то над Северным морем мы должны были пересечь курс подхода вражеских бомбардировщиков. Вокруг была абсолютная чернота и только фосфоресцирующие приборы излучали слабый свет. На двигателях были установлены специальные пламегасители, чтобы мы могли оставаться невидимыми для противника, насколько возможно. В такой ситуации полет осуществлялся исключительно по приборам и единственной связью с землей были сообщения с командного пункта в Деелене.

Мы непрерывно получали сведения относительно положения, курса и высоты противника. По внутренней связи я передавал данные пилоту, чтобы он мог изменить курс, если ситуация потребовала бы этого.

Над Северным морем погода улучшилась. Теперь сплошной облачности уже не было. Наверху светилось несколько звезд, а в тысячах метров внизу мы могли рассмотреть поверхность моря. Это заставило меня с дрожью подумать о там, что нужно сделать, чтобы выжить в такой холодной воде. К счастью, полет оставлял слишком мало времени, чтобы размышлять о такой мрачной перспективе. Тем временем мы достигли высоты 7000 метров и фактически должны были быть уже очень близко к бомбардировщикам. Я щелкнул высоковольтным переключателем, включая экран. Поскольку мы были уже на большой высоте, я мог использовать свое оборудование, чтобы обнаруживать цели на расстоянии до семи километров, но вокруг все еще никого не было.

Внезапно перед нами справа появились первые лучи прожекторов, ощупывающие небо. Мы могли видеть вспышки разрывов зенитных снарядов. Теперь мы знали положение потока бомбардировщиков. Виттгенштайн слегка передвинул вперед рукоятки дросселей, и мы понеслись к нашей цели. Напряжение усиливалось, пульс становился все чаще. На моем поисковом радиолокаторе сначала неуверенно, но затем более четко замерцала первая цель. Я, естественно, немедленно доложил командиру о ее позиции и дальности. Небольшая коррекция курса — и цель точно перед нами в шести километрах.

Напряжение в кабине все усиливалось и усиливалось. Только тысяча метров отделяла нас от британского бомбардировщика. Мы переговаривались почти шепотом, хотя, конечно, противник в любом случае нас не мог слышать. Английские летчики совершенно не подозревали об опасности, угрожающей им. Через несколько секунд мы были ниже вражеской машины. Это был «Ланкастер», подобно огромной крестообразной тени парящий над нами. Наши нервы были натянуты до предела. Бортинженер зарядил пушки и включил прицел на крыше кабины. Наша скорость была согласована со скоростью «Ланкастера», который летел в 50 — 60 метрах над нами.

Виттгенштайн в своем прицеле видел крыло бомбардировщика. Я тоже смотрел наверх. Пилот очень мягко довернул нашу машину вправо и, как только в его прицеле появилось крыло между двумя двигателями, нажал на спуск пушек. Огненная трасса протянулась к бомбардировщику. Цепочка взрывов разорвала топливные баки, и крыло бомбардировщика мгновенно охватило неистовое пламя. После первого шока британский пилот бросил самолет вправо, и нам пришлось на большой скорости отворачивать, чтобы уйти из области огня. Спустя мгновение бомбардировщик, охваченный огнем, подобно комете, пролетел по широкой дуге к земле. Спустя несколько минут Матцуляйт доложил о том, что он разбился и о времени, когда это произошло. Оставалось только надеяться, что «Ланкастер» упал не в населенной области.

В течение нескольких минут мы летели вне потока бомбардировщиков. Здесь и там мы могли видеть горящие самолеты, падающие вниз, так что наши истребители имели некоторый успех. Вскоре на моем радаре появились две цели. Мы выбрали ближайшую из них. Все прошло почти так же, как и в первый раз, но из-за беспокойства противника и его постоянного перемещения мы имели некоторые трудности. Для собственной безопасности мы сделали подход к цели на более низкой высоте, чтобы избежать внезапного попадания в сектор обстрела его хвостового стрелка.

Так же, как и во время первой атаки, напряжение в кабине возрастало. Виттгенштайн осторожно приближался к «Ланкастеру». Немедленно после первой же очереди из «Schrdge Musik» «Ланкастер» загорелся. Еще мгновение он летел прежним курсом, но потом завалился в сторону и пошел вниз. Через некоторое время Матцуляйт снова доложил о его падении и взрыве. Успел ли кто-нибудь из английских летчиков выпрыгнуть на парашюте, мы не видели.

В течение короткого интервала времени мы увидели еще множество других горящих машин, падающих вниз. Это было ужасно. Но у меня не было времени, чтобы раздумывать, потому что на своем радаре я уже видел следующую цель. Виттгенштайн подошел довольно близко к «Ланкастеру». Очередь из «Schrdge Musik» проделала большое отверстие в его крыле, откуда начал хлестать огонь. На сей раз английский пилот реагировал очень необычно: он удержал горящий самолет под контролем и спикировал прямо на нас. Наш пилот тоже бросил наш Ju-88 в пике, но горящий монстр приближался все ближе и ближе и уже был прямо над нашей кабиной. У меня была только одна мысль: «Мы получили это!!» Тяжелый удар сотряс наш самолет, князь потерял управление над машиной, и мы, вращаясь, начали падать в темноту. Если бы мы не были пристегнуты, то нас, конечно бы, выбросило из кабины. Мы пролетели приблизительно 3000 метров прежде, чем Виттгенштайн смог снова взять машину под контроль и выровнять ее.

Как могли, мы в темноте осмотрелись вокруг, никто из нас не мог сказать, где мы находимся, кроме грубого предположения, что где-то между западом и юго-западом от Берлина. Теперь я стал самым важным человеком на борту. Сначала я попробовал азбукой Морзе на средних волнах выйти на контакт с несколькими аэродромами в том районе, где мы, возможно, были, но не получил никакого ответа. Наш командир был уже слегка рассержен. В своем справочнике я нашел длину волны «Flugsicherungshaupstelle, Koln» (Центр безопасности полетов в Кёльне). Я быстро установил с ним связь и получил требуемые сведения о нашем местоположении - Заафельд, приблизительно в 100 км юго-западнее Лейпцига. Переключив рацию на соответствующую частоту, я передал сигнал SOS и запросил о ближайшем аэродроме, открытом для ночной посадки. Станция в Эрфурте быстро подтвердила прием и дала мне курс подхода к аэродрому.

Погода была настолько плоха, насколько это могло быть. Нам сообщили, что нижняя кромка облаков на высоте 300 метров. Это было достаточно хорошо для посадки. Медленно снижаясь, мы вошли в облака. С земли передали: «Самолет над аэродромом». Мы повернули в указанном направлении и после разворота на 225" начали заходить на посадку. Выйдя из облаков, мы увидели прямо перед собой аэродром с включенными посадочными огнями. Мы были уже на посадочном курсе, шасси и закрылки были выпущены, высота все уменьшалась, когда самолет без всяких видимых причин вдруг начал заваливаться вправо. Виттгенштайн прибавил газ, и самолет сразу же выровнялся. Очевидно, правое крыло было повреждено падающим бомбардировщиком.

На высоте 800 метров мы смоделировали заход на посадку. Как только скорость снижалась, самолет начинал крениться на правое крыло. Естественно, в темноте мы не могли видеть, насколько серьезны повреждения. В подобной ситуации было только два выхода: или выпрыгнуть на парашютах, или попробовать приземлиться на более высокой скорости, чем обычно. Мы остановились на втором варианте, который был очень рискованным, и я радировал решение на землю. Мы сделали еще несколько кругов, чтобы дать время пожарным и санитарам занять свои позиции, и затем пошли на посадку.

Я нашел рычаг принудительного сброса фонаря кабины и ухватился за него обеими руками. Когда под нами промелькнули огни на краю аэродрома, я рванул рычаг на себя. Воздушный поток сорвал крышу кабины в один момент, подобно взрыву. Через мгновение - сильный удар. Это самолет съехал с взлетно-посадочной полосы на траву. После еще одного — двух жестких толчков самолет остановился, и я с облегчением расстегнул замки привязных ремней и парашюта. Выбравшись на крыло, я спрыгнул вниз и бросился на траву потому, что машина могла в любой момент взорваться. Ревя сигналами, примчались пожарные и санитарные машины, но, к счастью, все обошлось.

С помощью прожектора мы наконец смогли осмотреть повреждения. При столкновении с «Ланкастером» мы потеряли два метра правого крыла и одну из четырех лопастей правого винта, кроме того, англичанин оставил нам в фюзеляже за кабиной большую пробоину около метра. Мы должны были благодарить нашу счастливую звезду за то, что пережили это столкновение!

Нас накормили и дали поспать. На следующий день на другом самолете мы вернулись в Деелен в Голландию. Курт Матцуляйт и я очень хотели совершить путешествие обратно в комфорте поезда. Для нас это был бы своеобразный отдых, который мы заработали предыдущей ночью. Но никакой передышки не было. Виттгенштайн вышел на первое место среди ночных истребителей, и он хотел достигнуть большего. Таким образом мы совершили посадку в Деелене уже перед завтраком».

О дальнейших событиях 21 января 1944 г. Остхаймер рассказывал:
«После завтрака прошел едва час, и мы только достигли своей квартиры, когда зазвонил телефон. Я взял трубку, это был Виттгенштайн. Он сказал: «Идите с Матцуляйтом на стоянку и удостоверьтесь, что машина готова к вылету сегодня вечером». Единственный ответ, который был у меня: «Яволь, герр майор». Втайне мы надеялись, что пару дней, по крайней мере до прибытия нового самолета, нам не придется думать о смерти, войне и разрушениях.

После короткого отдыха мы пошли на стоянку. Как обычно, Матцуляйт проверил двигатели, давление топлива и масла, зажигание, топливо и боекомплект. Я проверил радиооборудование и радиолокаторы, насколько это возможно было сделать на земле. В заключение мы доложили командиру, что машина готова к бою.

Тем же вечером мы снова сидели в небольшом домике около ангара и ждали, что будет дальше. Опять шел дождь, и было холодно, в такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит на улицу. Мы начинали думать, что «томми» тоже предпочтут остаться в тепле. Расстелив свой комбинезон, я лег в другой комнате. Я вспоминал, как несколько дней назад Виттгенштайн пригласил меня, Матцуляйта и старших унтер-офицеров из нашего наземного персонала на обед. В большом парке, непосредственно примыкавшем к нашему аэродрому в Деелене, Виттгенштайн подстрелил дикую овцу. Было жареное мясо и вино.
Я очень устал и почти сразу же заснул, но когда я проснулся, то заснуть снова уже не смог. В моей голове блуждали самые разные мысли. Главным образом они были вокруг моих друзей, с которыми мы несколько дней назад сидели здесь в готовности к вылету и кто после ночного вылета «пропал без вести». Вероятно, они никогда не будут снова среди нас. Я задавался вопросом, закончится ли когда-нибудь эта ужасная война. Матцуляйт вывел меня из задумчивости, крикнув: «Sitzbereitschaft!» Я сразу же встал, стряхнув с себя остатки сна и выбросив грустные мысли из головы.

Я взял штурманскую сумку и направился к самолету. Из своего опыта я знал, что Виттгенштайн всегда очень спешил подняться в воздух. Я помню ночь с 1 на 2 января 1944 г., когда я доложил о первой победе даже прежде, чем все самолеты нашей авиагруппы успели взлететь. Сегодня было то же самое. Я слушал радио, когда командир поднялся в кабину. «Все в порядке?» — был его первый вопрос. «Яволь, герр майор» — был мой ответ. Вслед за ним поднялся Матцуляйт, и один из механиков сразу же закрыл за ним люк. Теперь оставалось надеть шлемы, установить в рабочее положение ларингофоны и надеть кислородные маски. Последние требовались только на большой высоте, но мы использовали их уже на земле, так как считали, что это улучшает наше ночное зрение. Мы вырулили на линию старта, двигатели взревели, и после короткого разбега машина (Ju-88C-6 «4R+XM» W.Nr.750467) поднялась в воздух.

Мы старались не думать об опасностях, которые ждут нас в темноте впереди. По сообщениям с земли, бомбардировщики летели на высоте 8000 метров. На экране моего радара появился первый контакт. После небольшой коррекции курса мы вскоре увидели справа и чуть выше бомбардировщик. Столкновение прошлой ночью еще живо стояло перед нами, так что мы выполнили подход к нему на значительно более низкой высоте. Тень вражеского самолета медленно закрывала небо над нами, и по силуэту стало ясно, что это «Ланкастер». После единственной очереди из «Schrage Musik» его левое крыло быстро охватило пламя. Горящий «Ланкастер» сначала перешел в пике, а затем в штопор. Полностью загруженный бомбардировщик врезался в землю и раздался сильнейший взрыв. Это произошло между 22.00 и 22.05.

В этот момент на экране радара появилось сразу шесть отметок. Мы быстро выполнили два маневра по смене курса, и вскоре перед нами был другой «Ланкастер». После короткой очереди он сначала загорелся, а затем, перевернувшись через левое крыло, рухнул вниз. Вскоре я увидел вспышку огня на земле. После этого последовала серия мощных взрывов, возможно, это сдетонировали бомбы на его борту. На часах было 22.20. После небольшой паузы перед нами появился следующий «Ланкастер». Получив попадания, он загорелся и упал на землю. Это произошло где-то между 22.25 и 22.30, точнее сказать не могу. Вскоре мы обнаружили еще один четырехмоторный бомбардировщик. Уже после первой же нашей атаки он загорелся и упал вниз. Это произошло в 22.40.

На моем радаре появилась новая цель. После нескольких смен курса мы снова увидели и атаковали «Ланкастер». Из его фюзеляжа появилось пламя, но через несколько мгновений оно погасло, что заставило нас предпринять повторную атаку. Хайнрих как раз собирался открыть огонь, когда внутри нашего самолета неожиданно посыпались искры и раздался сильный взрыв. Левое крыло было охвачено пламенем, и самолет начал падать. Фонарь кабины оторвался от фюзеляжа и пролетел прямо над моей головой. По внутренней связи я услышал крик Виттгенштайна: «Наружу!». Я едва успел отсоединить шлемофон и кислородную маску, как поток воздуха буквально вырвал меня из кресла. Через несколько секунд мой парашют раскрылся, и приблизительно через 15 минут я приземлился восточнее Хохенгёхренер Дамм в районе Шенхаузена.

Приказав Остхаймеру и Матцуляйту покинуть самолет, князь, видимо, решил попытаться «дотянуть» до аэродрома в Стендале, который часто использовался для дозаправки или аварийных посадок ночных истребителей. Он смог пролететь только около 10 — 15 километров, в течение которых «Юнкерс» постоянно терял высоту. Виттгенштайн, вероятно, больше уже не мог удерживать самолет, и он дважды задел колесами землю. От второго удара стойки шасси сломались, самолет врезался в землю и загорелся. Обломки Ju-88 были разбросаны вокруг на большом расстоянии. Это произошло между местечками Хохенгёхренер и Клитц в округе Луберс.

Ранним утром 22 января один из местных крестьян позвонил по телефону доктору Герхарду Кайзеру, работавшему на близлежащем военном заводе «Deutsche Sprengchemie Klietz», и сказал, что ночью недалеко от них разбился самолет. Кайзер отправился на место катастрофы и приблизительно в двухстах метрах от места, где лежали обгоревшие обломки фюзеляжа, нашел безжизненное тело князя Виттгенштайна. 20 июля 1990 г. уже 80-летний доктор Кайзер записал по памяти:
«Насколько я помню, мне позвонили по телефону между пятью и шестью часами утра. Я сразу же встал, оделся и вышел из дому. Сам самолет я не видел. Множество обломков было разбросано вокруг, и я потратил полчаса прежде, чем нашел тело князя. Оно лежало среди деревьев к западу от дороги Хохенгёхренер — Клитц и не было изуродовано. На его лице были большие синяки, но никаких серьезных повреждений. Я не обнаружил никаких пулевых ранений или крови. Тогда гражданскому населению разрешалось осматривать военных, только если они подавали признаки жизни. В этом же случае было видно, что после смерти прошло уже несколько часов. По этой причине я застегнул его комбинезон и оставил покойного на том месте, где я его нашел. По моему мнению, он выпрыгнул из самолета, однако я не видел парашюта (Остхаймер считал, что Виттгенштайн выпрыгнул на парашюте, но, ударившись головой о крыло или стабилизатор, потерял сознание и не смог открыть его). Теперь это была работа для патологоанатомов Вермахта, которые должны были установить причину смерти князя. Я отправился в полицию Клитца и сообщил об увиденном. Потом мне рассказывали, что уже вскоре на месте происшествия появились солдаты. На следующий день в полдень, чтобы встретиться со мной, из Берлина приехал шведский посол. Он сказал, что он друг семьи Виттгенштайна, и попросил меня рассказать подробности его гибели, чтобы сообщить их его семье».

Свидетельство о смерти Виттгенштайна было составлено командиром санитарной эскадрильи Люфтваффе штаб-врачом доктором Петером. В нем говорилось, что причиной смерти были «переломы черепа в области темени и лица». Кто же именно сбил Ju-88 Виттгенштайна, точно не установлено. По одной версии это мог быть английский ночной истребитель «Москито» DZ303 из 131 Sqdn. RAF, который в 23.15 между Берлином и Магдебургом обстрелял немецкий ночной истребитель, однако пилот этого «Москито» сержант Снейп и радиооператор офицер Фоулер в своем донесении вовсе не утверждали, что сбили немецкий самолет. По другой версии - хвостовой бортстрелок с «Ланкастера» из 156 Sqdn. RAF, который после возвращения заявил, что в районе Магдебурга сбил немецкий ночной истребитель.

29 января Витгенштейн был похоронен на военном кладбище в Деелене. В 1948 г. останки майора Виттгенштайна были перезахоронены на немецком военном кладбище в Йссельстейне в Северной Голландии, где нашли свой последний приют 30 тысяч немецких солдат и офицеров.

В заключение надо отметить одну важную деталь, касающуюся возможной дальнейшей судьбы Виттгенштайна, если бы в ночь с 21 на 22 января он остался жив. Конечно, было бы неправильно утверждать, что он бы стал непосредственным и активным участником антигитлеровского Сопротивления, но, тем не менее, имеется ряд свидетельств, что к концу января 1944 г. майор уже критически относился к существовавшему режиму.

Его мать, вспоминая о том периоде, говорила: «Он вырос в Швейцарии, поэтому любил и идеализировал немецкий народ как бы издалека. Став членом «Гитлерюгенда», он видел в Гитлере того, кто верил в Германию. С этого времени он посвятил свою молодость, свое здоровье и все свои силы единственной цели — победе Германии. Однако постепенно он своим трезвым и критическим умом понял истинное положение вещей. В 1943 г. у него появились мысли об устранении Гитлера. Об этом же в своих «Берлинских дневниках» писала княжна Мария Вассильчикова. Она была близким другом Виттгенштайна и в годы войны работала в министерстве иностранных дел Германии. Однако эти ощущения были как бы вне его боевых вылетов. Хайнрих продолжал вести бой, стремясь догнать майора Лента по числу сбитых самолетов».

Осенью 1992 г., после объединения Восточной и Западной Германии, в районе Шенхаузена на месте гибели Виттгенштайна в торжественной обстановке был установлен мемориальный камень. На нем — лаконичная надпись «МайорХайнрих князь цу Сайн-Виттгенштайн. 14.8.1916 — 21.1.1944», над ней высечены изображение Железного Креста и надпись по-латыни «Один из многих» («Unus pro multis»).

Л83 Небо остается чистым. Записки военного летчика. Алма-Ата, «Жазушы», 1970. 344 стр. 100000 экз. 72 коп. Есть события, никогда не стирающиеся из памяти. И сейчас, четверть века спустя, советские люди помнят тот радостный день, когда радио принесло долгожданную весть о полном разгроме фашистской Германии. Автор настоящей книги прошел войну с первого дня до сражения у ворот гитлеровской столицы. На его боевом счету летчика-истребителя около сорока сбитых немецких самолетов. Издательство надеется, что воспоминания дважды Героя Советского Союза генерала…

Военный летчик Antuan Exupery

«Военный летчик» – это книга о поражении и о людях, перенесших его во имя будущей победы. В ней Сент-Экзюпери возвращает читателя к начальному периоду войны, к майским дням 1940 года, когда «отступление французских войск было в полном разгаре». По своей форме «Военный летчик» представляет собой репортаж о событиях одного дня. Он рассказывает о полете французского самолета-разведчика к городу Аррасу, оказавшемуся в немецком тылу. Книга напоминает газетные отчеты Сент-Экзюпери о событиях в Испании, но написана она на ином, более высоком уровне.…

Мы - дети войны. Воспоминания военного летчика-испытателя Степан Микоян

Степан Анастасович Микоян, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, широко известен в авиационных кругах нашей страны и за рубежом. Придя в авиацию в конце тридцатых годов, он прошел сквозь горнило войны, а после ему довелось испытывать или пилотировать все типы отечественных самолетов второй половины XX века: от легких спортивных машин до тяжелых ракетоносцев. Воспоминания Степана Микояна не просто яркий исторический очерк о советской истребительной авиации, но и искренний рассказ о жизни семьи,…

Военный летчик: Воспоминания Альваро Прендес

Автор книги, ныне офицер Революционных Вооруженных Сил Кубы. рассказывает о своей военной службе, об участии в революционном движении на острове Свободы против реакционного режима диктатора Батисты и американских империалистов за установление народной власти в стране.

Акарат а Ра (или Исповедь военного летчика) Сергей Крупенин

Акаракт а Ра – дословно означает осознание зла. В жанре фэнтэзи поднимается новое ощущение мироздания, основанное на данных современных отраслей науки и древней науки каббала, которые не только не противоречат, но и дополняют друг друга. Все данные приведенные в повести можно проверить самостоятельно.

Лётчики М. Барабанщиков

Сборник «Летчики» посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб.

Большое шоу. Вторая мировая глазами французского… Пьер Клостерман

Автор книги - военный летчик, участник Второй мировой войны - описывает сражения в небе, какими он видел и оценивал их сам. Впечатления Пьера Клостермана, записанные в перерывах между боевыми действиями и операциями, рисуют читателю точную и достоверную картину военных событий и передают яркие чувства, пережитые французским летчиком.

Скорость, маневр, огонь Анатолий Иванов

Герои документальной повести заслуженного военного летчика СССР полковника А. Л. Иванова – советские пилоты, вставшие по первому зову Родины на ее защиту в годы Великой Отечественной войны. Автор воскрешает бессмертные подвиги летчиков-истребителей в боях против фашистских захватчиков в небе Кубани, Украины, Белоруссии и на завершающем этапе войны.

Солдатская награда Уильям Фолкнер

Свой первый роман «Солдатская награда» (первоначальное название «Сигнал бедствия») Фолкнер писал в Новом Орлеане в 1925 г. Сюжет романа связан со стремлением Фолкнера во время первой мировой войны стать военным летчиком. Как известно, он поступил в школу военных летчиков в Канаде, но война закончилась до его выпуска из школы. Роман вышел в 1926 г. и успеха не имел, хотя и был замечен многими выдающимися писателями Америки. После второй мировой войны роман был переиздан и разошелся большим тиражом.

Месть Джим Гаррисон

Повесть классика современной американской литературы, по которой Тони Скотом снят знаменитый фильм с Кевином Костнером и Энтони Куином в главных ролях. Гаррисон может писать о кровавом любовном треугольнике с участием могущественного наркобарона и бывшего военного летчика или виртуозно упаковывать в сотню страниц лиричную семейную сагу, но его герои всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.

Черная акула Иван Сербин

Молниеносная реакция воздушного аса помогает военному летчику Алексею Семенову избежать пули после выполнения боевого задания. Истребитель, на котором он совершает ночной перелет над охваченной боями Чечней, исчезает вместе с… аэродромом, а сам он, словно загнанный зверь, уходит от погони спецназовцев, срывая преступную операцию продажного армейского генерала. Но не все продается и покупается. Есть боевое солдатское братство, есть люди, умеющие смотреть в глаза смерти и отвечать на удар ударом. С такими союзниками Алексей не одинок – схватка…

Полет на заре Сергей Каширин

В этой книге многое на первый взгляд может показаться преувеличенным для занимательности: военные летчики, о которых рассказывается в ней, часто попадают в крайне опасные положения, но из любой обстановки выходят победителями. Вместе с тем все эпизоды достоверны и большинство героев названы их настоящими именами. Они и сегодня служат в армии, свято храня боевые традиции своих отцов и дедов. В недавнем прошлом автор книги сам был военным летчиком, летал на многих современных самолетах. Он рассказывает о людях, с которыми вместе летал, совершал…

Крылом к крылу Василий Барсуков

Книга бывшего военного летчика, Героя Советского Союзе о подвигах замечательных асов 303-й истребительной авиадивизии под командованием Героя Советского Союза генерала Г. Н. Захарова, а также о пилотах прославленного полка «Нормандия - Неман», входившего в состав 303-й дивизии, - Марселе Альбере, Жаке Андре, Роллане Пуапа, Марселе Лефевра, удостоенных высокого звания Героя Советского Союза. Книга иллюстрирована рисунками автора. Он рисовал и делал записи в перерывах между боями, стараясь запечатлеть то, что видел своими глазами.

У самого Черного моря. Книга II Михаил Авдеев

Автор этой книги - Михаил Васильевич Авдеев - известный морской летчик. В авиацию пришел в 1932 году. Великую Отечественную войну встретил в Крыму заместителем командира эскадрильи, через год стал командиром полка: талантливые офицеры всегда быстро поднимались по должностным ступеням. В жестоких воздушных боях сбил 17 вражеских самолетов. Познал горечь отступления и радость побед. Дрался за Севастополь, Перекоп, участвовал в освобождении Кавказа, войну закончил в Болгарии. Летчики полка, которым командовал М. В. Авдеев, сбили 300 вражеских самолетов,…

Однополчане Александр Чуксин

В повести «Однополчане» рассказывается о боевом пути авиационного полка в годы Великой Отечественной войны. Автор повести, сам в прошлом военный летчик, хорошо знает жизнь славных соколов, их нелегкий ратный труд, полный героизма и романтики. Многие страницы повести, посвященные описанию воздушных боев, бомбардировочных ударов по тылам врага, полны драматизма и острой борьбы, читаются с большим интересом. Герои книги - советские патриоты до конца выполняют свой долг перед Родиной, проявляют бесстрашие и высокое летное мастерство. Патриотизм,…

Красавица и генералы Святослав Рыбас

Аннотация издательства: Роман о белом движении на Юге России. Главные персонажи - военные летчики, промышленники, офицеры, генералы Добровольческой армии. Основная сюжетная линия строится на изображении трагических и одновременно полных приключений судьбах юной вдовы казачьего офицера Нины Григоровой и двух братьев, авиатора Макария Игнатенкова и Виталия, сначала гимназиста, затем участника белой борьбы. Нина теряет в гражданской войне все, но борется до конца, становится сестрой милосердия в знаменитом Ледяном походе, сделавшимся впоследствии…

У-3 Хяртан Флёгстад

Хяртан Флёгстад - один из современных писателей Норвегии, превосходный стилист. В основе его остросюжетного политического романа «У-3» действительные события недавнего прошлого, когда реакционные круги США сорвали переговоры между руководителями двух великих держав, заслав в воздушные пространства СССР шпионский самолет, который был сбит советской ракетой. Герой романа - молодой военный летчик, обучавшийся в США, ставший выразителем протеста своих соотечественников против авантюрных действий американской военщины. Автор тонко показывает,…

Тайна Мастера Николай Калифулов

По замыслу автора в романе «Тайна Мастера» показано противоборство двух систем - добра и зла. На стороне светлых сил основной персонаж Генрих Штайнер, уроженец немецкой колонии. В начале тридцатых годов двадцатого столетия, проходя службу в советском авиаотряде рядом с секретной германской летной школой, военный летчик Генрих Штайнер будет привлечен местными чекистами в работу по изобличению германских агентов. Затем произойдут события, в результате которых он нелегально покинет Советский Союз и окажется в логове фашистской Германии. А…

Виталий Клименко в классе училища перед стендом с мотором М-11

Рядом, в 100–125 км от Шауляя, проходила граница с Германией. Близость ее мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или в крайнем случае звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли?! Я помню, как во время выборов в Верховные Советы Эстонии, Латвии и Литвы мы барражировали на низкой высоте над г. Шауляй.

На аэродроме у поселка Кочетовка курсанты Чугуевского училища Иван Шумаев и Виталий Клименко (справа) изучают теорию полетов

Непонятно, для чего это было необходимо - то ли для праздника, то ли для устрашения. Конечно, кроме боевой работы и учебы, была и личная жизнь. Мы обзавелись знакомыми и ходили с ними в Дом культуры военного гарнизона г. Шауляй, где пели, смотрели кино или танцевали. Молодые же были - 20 лет! У меня была знакомая красивая девушка, парикмахер, литовка Валерия Бунита. В субботу 21 июня 1941 года я встретился с ней и договорился в воскресенье поехать прогуляться на озеро Рикевоз. Мы в это время жили в летнем лагере - в палатках возле аэродрома. Как раз шли учения ПрибВО. Проснулся часов в пять, думаю, надо пораньше встать, чтобы успеть позавтракать, потом сходить к Валерии и ехать на это озеро. Слышу - гудят самолеты. На аэродроме дежурила третья эскадрилья, на И-15, прозванных «гробами», поскольку на них постоянно были аварии. Вот, думаю, налет с Паневежиса, а эти его небось прозевали. Открываю полу палатки, смотрю, над нами «кресты» хлещут из пулеметов по палаткам. Я кричу: «Ребята, война!» - «Да, пошел ты, какая война!» - «Сами смотрите - налет!» Все выскочили, а уже в соседних палатках и убитые есть, и раненые. Я натянул комбинезон, надел планшет, и бегом к ангару. Технику говорю: «Давай, выкатывай самолет». А дежурные самолеты, что были выстроены в линеечку, уже горят. Запустил двигатель, сел в самолет, взлетел. Хожу вокруг аэродрома - я же не знаю, куда идти, что делать! Вдруг ко мне подстраивается еще один истребитель И-16. Покачал крыльями: «Внимание! За мной!» Я узнал Сашку Бокача, командира соседнего звена. И мы пошли на границу. Граница прорвана, смотрим, идут колонны, деревни горят. Сашка пикирует, смотрю, у него трасса пошла, он их штурмует. Я - за ним. Два захода сделали. Там промахнуться было невозможно - такие плотные были колонны. Они почему-то молчат, зенитки не стреляют. Я боюсь оторваться от ведущего - заблужусь же! Прилетели на аэродром, зарулили в капонир. Пришла машина с командного пункта: «Вы вылетали?» - «Мы вылетали». - «Давайте на командный пункт». Приезжаем на командный пункт. Командир полка говорит: «Арестовать. Посадить на гауптвахту. Отстранить от полетов. Кто вам разрешал штурмовать? Вы знаете, что это такое? Я тоже не знаю. Это может быть какая-то провокация, а вы стреляете. А может быть, это наши войска?» Я думаю: «Твою мать! Два кубика-то слетят, разжалуют на фиг! Я же только в отпуск домой съездил! Лейтенант! Девки все мои были! А теперь рядовым! Как я домой покажусь?!» Когда в 12 часов выступил Молотов, мы из арестованных превратились в героев. А переживали страшно! Потери были большие, много самолетов сгорело, ангары сгорели. Из полка только мы вдвоем дали хоть какой-то отпор, не дожидаясь приказа.

Виталий Клименко на самолете Як-1 вылетает с аэродрома Сукромля на разведку станции Оленино. 1-й ГвИАП, лето 1942 г.

В мае 1942 года полк вылетел в Саратов, где получил истребители Як-1. Быстренько переучились - и обратно на фронт.

Летчики 1-го ГвИАП после удачного вылета на прикрытие наших войск в районе города Ржев. Справа налево: И. Тихонов, В. Клименко, И. Забегайло, адъютант 1-й эскадрильи Никитин, Дахно и техники эскадрильи

Третий раз меня сбили в летних боях под Ржевом. Там же я открыл счет своим сбитым самолетам. Летали мы с аэродрома Сукромля под Торжком. Командир эскадрильи повел четыре пары на прикрытие переднего края. Я со своим ведомым обеспечивал «шапку» примерно на 4500–5000. Что такое «шапка»? Ударная группа, располагающаяся выше основных сил истребителей. Этот термин от штурмовиков пошел. Они нам кричали по радио: «„Шапки“, прикройте!»

Виталий Клименко (сидит) и инженер 1-го ГвИАП рассматривают повреждения, полученные истребителем Як-1 Клименко во время воздушного боя в районе Ржева

Смотрю, идут Ю-88. Я предупредил по радио ведущего группы, что справа бомбардировщики противника, и пошел пикированием в атаку. То ли ведущий меня не слышал, то ли еще что, но факт, что атаковал я их парой, да и то мой ведомый куда-то потерялся. С первой атаки я сбил Ю-88, но меня атаковала сначала одна пара истребителей прикрытия Ме-109 - промахнулись. А затем вторая пара Ме-109, один из самолетов которой попал в левый борт моего самолета осколочно-фугасным снарядом. Мотор встал. Я, имитируя хаотичное падение, попытался от них оторваться, но не тут-то было. Они - за мной, добить хотят, но внизу на 2000 их встретили два «ишака» с соседнего аэродрома Климово, завязавшие с ними бой. Я кое-как машину выровнял и в районе города Старица плюхнулся на пузо, на пшеничное поле. В горячке боя я даже не почувствовал, что ранен. Подбежали наши пехотинцы, отправили меня в медсанбат. После перевязки говорят: «Скоро будет машина, с ней поедешь в госпиталь в Старицу», а на хрен мне туда ехать, если там бомбят все время?! Вышел на дорогу, проголосовал и добрался до аэродрома, что возле этой Старицы. Там меня направили в санчасть. Вдруг вечером приходят летчики, спрашивают: «Где тебя подбили?» - «Под Старицей». - «А ты знаешь, мы сегодня одного „яка“ спасли». - «Так это вы меня спасли». - «О! Мать твою, давай бутылку!» Медсестра говорит: «Ребята, нельзя». Какой там нельзя! Выпили. Через несколько дней за мной из полка прилетел самолет. Правда, за это время наш адъютант Никитин успел сообщить родным, что я погиб смертью храбрых. Опять я немного повалялся в госпитале - и к ребятам на фронт. Надо воевать. А как же?! Скучно без ребят.

Прием в партию Виталия Клименко в кабине У-2 перед отправкой раненого летчика в госпиталь. Аэродром Сукромля, август 1942 г.

Виталий Клименко в кабине именного самолета Як-7Б «Торговый работник», 1-го ГвИАП, 1942 г.

Под Ржевом на станции Старица постоянно разгружались наши войска. Немцы регулярно ходили ее бомбить, а мы, соответственно, их оттуда гоняли. Здесь мы впервые встретились с эскадрой Мельдерса, «Веселыми ребятами», как мы их называли. Как-то раз вылетел штурман полка, вернулся и говорит: «Ребята, прилетели какие-то другие летчики. Это не фронтовая авиация, не „мессера“, а „Фокке-Вульфы“». Надо сказать, что у «Фокке-Вульфа» - мотор воздушного охлаждения. Он в лобовую ходит - легко! А мне на черта в лоб?! Мне пулька в двигатель попала, и я готов. Ну, приспособился: когда в лобовую шел, я «ногу давал» и скольжением уходил с прямой линии. Атака на бомбардировщика точно так же строилась - прямо идти нельзя, стрелок же огонь по тебе ведет. Вот так, чуть боком, и идешь в атаку. С «Веселыми ребятами» мы хорошо дрались. Во-первых, мы делали «шапку». Если завязался воздушный бой, то по договоренности у нас одна пара выходила из боя и забиралась вверх, откуда наблюдала за происходящим. Как только видели, что на нашего заходит немец, они на них сразу сверху сваливались. Там даже не надо попадать, только перед носом у него показать трассу, и он уже выходит из атаки. Если можно сбить, так сбивали, но главное - выбить его с позиции для атаки. Во-вторых, мы всегда друг друга прикрывали. У немцев были слабые летчики, но в основном это были очень опытные бойцы, правда, они надеялись только на себя. Конечно, сбить его было очень трудно, но у одного не получилось - второй поможет… Мы потом с «Веселыми ребятами» на операции «Искра» встретились, но там они были более осторожными. Вообще, после Ржева мы с немцами были уже на равных, летчики чувствовали себя уверенно. Я лично, когда вылетал, никакого страха не ощущал. Морду они нам в начале войны хорошо набили, но научили нас воевать. Еще раз повторю: морально и физически мы были сильнее. Что касается предвоенной подготовки, которую я прошел, ее было достаточно для ведения боя на равных, а вот наше пополнение было очень слабым и требовало длительного введения в боевую обстановку.

Комиссар 1-й эскадрильи 1-го ГвИАП Федор Кузнецов (крайний слева): поздравляет летчиков с успешным боевым вылетом. Слева направо: будущий Герой Советского Союза Иван Забегайло, Виталий Клименко, Иван Тихонов. Снимок сделан на аэродроме Сукромля у Як-1, принадлежавшего Забегайло

Шварев Александр Ефимович

Герой Российской Федерации Александр Шварев (слева) у своего самолета Ла-5ФН, 40-й ГвИАП

В начале 1943 года, а вернее, 8 января, к нам прилетел командующий нашим истребительным корпусом генерал Еременко. Вызвали меня в штаб полка. Прихожу, вижу генерала. Я хоть и был уже штурманом полка, но никогда с такими чинами не имел дела. Немножко смутился. Командир корпуса мне говорит: «Ты давай не стесняйся, расскажи командующему, что это за самолет „як“». Я ему рассказал, какая скорость, маневренность и все остальное. Погода была нелетная: высота облачности метров 50 или 70, не больше. Еременко меня спрашивает: «Ты сможешь слетать на разведку вот сюда, - указывает на карту, - посмотреть, есть ли движение войск или нет?» Они все боялись, что с юга немец ударит и прорвется к окруженной под Сталинградом группировке. Я говорю, смогу. Полетел один, посмотрел. Возвращаюсь, докладываю: «Отдельные машины ходят, и все. Скопления войск не наблюдается». Он сказал: «Спасибо», - и улетел.

Летчики 124-го ИАП отдыхают после вылетов под крылом МиГ-3

К вечеру принесли сводку, в которой было сказано, что, по донесениям партизан, на аэродроме Сальск наблюдается большое скопление немецких транспортных самолетов. На утро 9 января нам поставили задачу: вылететь и разведать аэродром. Взлетали в паре с Давыдовым в темноте, я только попросил в конце полосы костерок развести, чтобы направление выдержать. К Сальску подошли с рассветом. На аэродроме было черно от самолетов. Я насчитал 92 самолета. Мой ведомый утверждал, что больше сотни их было. В любом случае очень много. Прилетели, доложили. Тут же командование поднимает два полка «илов» из 114-й дивизии нашего корпуса. Я описал им расположение стоянок вражеских самолетов. Мне было поручено идти лидером группы. Решили, что я оставлю аэродром слева, проскочу на запад и оттуда, развернувшись, штурмовики ударят по аэродрому. И вот лечу на высоте 800 метров. За мной на высоте 400 или 600 идет огромная колонна штурмовиков. Я время от времени набираю высоту - степь, кругом белый снег, никаких ориентиров. Сначала по компасу шел, а когда Сальск увидел, тут уже полегче. Немножко правее взял, чтобы зайти с левым разворотом на аэродром. Вывел их. Они шарахнули бомбами и РСами. Сделали второй заход, из пулеметов ударили. Ну и все - повел я «илы» на аэродром. Как потом партизаны докладывали, мы накрошили что-то больше 60 немецких самолетов, зажгли склад с горючим и с боеприпасами. Короче говоря, вылет был классический.

Летчики 27-го ИАП у МиГ-3, зима 1941/42 г.

Техники осматривают мотор МиГ-9 (модификация МиГ-3 с двигателем М-82)

Прилетели, сели, собрались завтракать, а то ведь два вылета на голодный желудок сделал. Тут подбегает начальник штаба полка Пронин, говорит, что вылетает шестерка «илов» на станцию Зимовники бомбить эшелон с горючим, нужно их сопроводить. Я говорю: «У меня ни летчиков, ни самолетов нет». Со всего полка собрали четыре самолета и летчиков. Мне дали какой-то самолет. Взлетел. Чувствую - самолет хороший, вот только фишка радио выскакивала из разъема при каждом повороте головы. Ведущий штурмовиков повел группу в лоб. Я знал, что Зимовники хорошо прикрыты зенитками, но подсказать ему не мог - связи не было. Встретили нас плотным огнем. Давыдова сбили, но штурмовики прорвались к станции, а эшелона уже не было. Отбомбились по путям и постройкам. Идем обратно. И вдруг я как глянул назад, а за нами самолетов - четыре четверки «мессеров» жмет - видать, мы расшевелили их своим налетом на аэродром. Немцы вообще-то к тому времени стали трусливые, но, когда их большинство, они вояки будь здоров. Разворачиваемся, нас уже атакуют. И пошла здесь карусель. Короче говоря, четверка «мессеров» атаковала штурмовиков, еще одна - пару наших истребителей, а одна - меня. И вот с этой шестеркой я колбаси?л. Но «як» - это такой самолет, я влюблен в него! Я мог стрелять по одному самолету врага, когда меня атаковал другой, я разворачивался на 180 градусов и легко оказывался в хвосте у самолета, который только что атаковал меня. Двоих я сбил. Виражу с оставшимися двумя «109-ми». Смотрю, а указатели остатка бензина по нулям. Сзади меня атакуют. Я на боевой разворот - тут мотор и встал. Иду на посадку. Смотрю, сзади заходит один фашист. Я скольжением ухожу, и вот уже на выравнивании по мне очередь. Прошла справа, потом еще одна очередь - тоже мимо. Я на живот сел, все нормально, там ровная местность, да еще снежок был. Вижу, сверху самолеты заходят, чтобы добить. Куда деваться? Я под мотор. Зашел один, стреляет. Ушел. Второй заходит, стреляет. Такая досада была: твою мать! Хотя бы несколько литров бензина было, а то ведь на земле меня, летчика, убивают! Как я ни прятался за мотор, все же один бронебойный снаряд, пробив мотор, попал в ногу и там застрял. Боль невероятная. Видимо, расстреляв боекомплект, немцы улетели. Встал, смотрю, едет повозка, запряженная парой лошадей, а в ней сидят четыре человека. Пистолет у меня был ТТ. Думаю, последний патрон мой. Подхожу. Слышу матюки - наши, но могли ведь и полицаи быть. Подъезжают. Говорят: «Видели, как тебя обстреляли. Хорошо, что жив остался». Я им говорю: «Мне надо попасть к врачу». - «Вот здесь недалеко госпиталь». Поехали. По дороге было далеко объезжать, они поехали напрямки. И вот мы несемся по пашне, все дрожит, никакой амортизации, боль невероятная. Привезли меня в госпиталь. Сестры перевязали, но удалять снаряд не стали, говорят: «Мы не хирурги».

Наутро меня отправили в Саратов. Там в госпитале хирург, как посмотрел на снаряд у меня в бедре, пригласил начальника госпиталя. Приходит такой пожилой, посмотрел, говорит: «Немедленно на операционный стол!» Положили. «Ну, - говорит, - терпи, сейчас будет больно». И как дернул этот снаряд, у меня искры из глаз. Потом я месяц лечился. Когда рана стала заживать, я навел справки, где мой полк, и из Энгельса вылетел самолетом в Зимовники. Полк оттуда уже улетел в Шахты, остался только технический состав, ремонтировавший неисправные самолеты. Руководил работами Йозеф, я его еще с 1941 года знал - мы из Алитуса в Каунас ехали вместе. Я ему говорю: «Йозеф, давай снимай всех и делай один самолет. Сделаешь, и я улечу!»

Самолет они сделали, я его вечером облетал, кое-какие замечания сделал. На следующий день должен был улетать. Пошел искать карту. Карту не нашел, но ребята из полка ПВО рассказали, где примерно искать аэродром. Нашел.

После ранения меня назначили на должность штурмана дивизии, мол, подлечись, а там видно будет. А уже перед Курской битвой меня назначили командиром 111-го Гвардейского полка.

Еремин Борис Николаевич

Командир 31-го ГвИАП майор Борис Еремин в кабине самолета Як-1, подаренного колхозником Ферапонтом Головатом. Аэродром Солодовка, 20 декабря 1942 г.

День 9 марта 1942 года запомнился мне на всю жизнь. В начале марта сорок второго года полк базировался южнее Харькова. Мы прикрывали наши войска, бомбить которые приходили группы бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87 под прикрытием Ме-109ф. Утро было ясное. Слегка морозило. Летчики 1-й эскадрильи уже находились в воздухе, а нам предстояло их сменить в районе Шебелинка.

В установленное время мы взлетели, быстро собрались и легли на курс. Мы шли звеньями по три самолета - это уже было нетипичное построение, обычно мы ходили парами. До войны и в самом ее начале мы летали звеном по три самолета. Говорили, что так удобнее пилотировать, но это не так. Более удачно, как выяснилось позже, - парой: две пары составляют звено. А тройка что? Начнешь левый разворот - правый ведомый отстает, а левый зарывается под тебя…

В нашей группе было семь истребителей. Я - ведущий. Справа от меня - капитан Запрягаев, штурман полка, попросившийся с нами в этот вылет. Слева - лейтенант Скотной. Высота - 1700 метров. На увеличенном интервале выше, справа - лейтенант Седов с лейтенантом Соломатиным. Слева, ниже метров на 300, - лейтенант Мартынов с ведомым старшим сержантом Королем. На каждом истребителе подвешено по шесть эрэсов под крыльями, боекомплект для пушек и пулеметов - по штатной норме.

Сборка поставленного по ленд-лизу английского истребителя «Харрикейн»

Приблизившись к линии фронта, справа, почти на одной высоте с нами, я увидел группу из шести Ме-109 и тут же, чуть ниже, - группу бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87. Сзади, на одной высоте с бомбардировщиками, шли еще двенадцать Ме-109. Всего двадцать пять самолетов противника. Немцы нередко использовали истребители Ме-109Е в качестве штурмовиков. Под плоскостями к ним подвешивали бомбы, а когда они освобождались от бомб, то начинали действовать как обычные истребители. Я увидел, что эти 12 Ме-109Е, которые летели за бомбардировщиками плотной группой, шли в качестве штурмовиков. Следовательно, прикрытие составляли только те шесть Ме-109ф, которых я заметил чуть раньше. Хотя эти шесть «Мессершмиттов» шли немного выше всей группы, все же все вместе самолеты противника держались весьма компактно и не делали каких-либо перестроений. Я понял, что нас они пока не видят.

Герой Советского Союза капитан Петр Сгибнев, командир 2-й ГвИАП ВВС Северного флота, на фоне «Харрикейна»

Командир 78-го ИАП ВВС Северного флота майор Борис Сафонов и британские летчики 151-го авиакрыла RAF (Королевские военно-воздушные силы), воевавшие в небе советского Заполярья. На заднем плане истребитель «Харрикейн», аэродром Ваенга, осень 1941 г.

Ребята заволновались, Мартынов и Скотной установленными сигналами (радио у нас не было, только визуальные сигналы - покачивания, жесты) уже обращали мое внимание на вражеские самолеты. Я же в тот момент был занят лишь одной мыслью: не дать противнику нас обнаружить. Думаю, если сейчас начать бой, я понесу большие потери. И решил отвернуть с маршрута к этим бомбардировщикам.

Летчики 17-го ГвШАП

Поэтому я просигналил ребятам: «Вижу! Всем - внимание! Следить за мной!» Решение было принято. Необходимо было выполнить небольшой доворот всей группой влево, уйти на юго-запад с набором высоты и атаковать противника с запада. Это обеспечивало нам внезапность атаки и, следовательно, преимущество.

Командир 65-го ШАП, ставшего 17-м ГвШАП, произносит клятву, принимая гвардейское знамя. Полк в это время был вооружен самолетами «Харрикейн», и многие летчики, стоящие в строю, вскоре были переведены в 767-й ИАП, вооруженный этими истребителями

После набора высоты я дал команду «все вдруг» к развороту вправо, и с небольшим снижением, с газком, мы вышли на прямую для атаки. Бомбардировщики и истребители противника начинали какое-то перестроение, но только начинали!

Каждый из нас в этой массе сам себе выбирал цель. Исход боя теперь зависел от первой атаки. Мы атаковали и истребители, и бомбардировщики: уничтожили сразу четыре самолета, из них два бомбардировщика. Потом все смешалось - мы попали в общую группу. Тут главное - не столкнуться. Слева, справа, сверху идут трассы. Мимо меня, помню, промелькнуло крыло с крестом. Кто-то развалил, значит. Объем, в котором все происходило, - небольшой; бой стал носить хаотичный характер: идут трассы, мелькают самолеты, можно и в своих попасть… Пора было выбираться из этой каши. Немцы стали уходить, и на догоне я сбил один Ме-109. Поскольку бой проходил на предельных режимах двигателей, горючего уже почти не было. Я понял, что надо собирать группу - подаю сигнал сбора. Обозначил себя глубокими покачиваниями, и остальные стали пристраиваться. Подходит слева Саломатин, смотрю, конфигурация самолета у него какая-то необычная - снарядом фонарь сбило. Сам он, спасаясь от встречной струи воздуха, пригнулся, так, что его и не видно. Справа- вижу, подходит Скотной, за ним белый шлейф, видимо, радиатор подбили осколками. Потом, мимо меня - один, второй, третий… все наши! Ты представляешь, после такой схватки - и все пристраиваются! Все - в полном порядке! Я чувствовал радость победы, удовлетворение необычное, какого никогда и не испытывал! Первые-то дни мы чаще в роли побежденных были.

Идем на аэродром. Прошли над ним с «прижимчиком», строй распускается веером, садимся по одному - Соломатин сел раньше, без фонаря пилотировать тяжело.

Все бегут ко мне, кричат, шумят… Все очень необычно: «Борис! Победа! Победа!» Командир полка, начальник штаба - все подбежали. Вопросы: как?.. что?.. А мы и сами толком не знаем, сколько сбили самолетов - семь? Потом все подтвердилось.

После войны от Яковлева я узнал, что накануне этого боя авиаконструкторов вызывал Сталин: «Почему горят наши „ла“ и „яки“? Какими лаками вы их покрываете?» - выразил неудовольствие, что новая матчасть себя не оправдывает. И тут - такой бой! Яковлев говорит, что ему потом позвонил Сталин и сказал: «Видите! Ваши самолеты показали себя».

По приказу Ставки в наш полк прибыл командующий ВВС Юго-Западного фронта Фалалеев. Он внимательно изучил все перипетии нашего боя, искал то, что могло быть поучительным и для других авиаторов. Нас собрали, поблагодарили. Мне вручили первый орден - Красного Знамени. Очень солидно.

Герой Советского Союза Владимир Ильич Саломатин на крыле своего истребителя «Харрикейн», 17-й ГвШАП

У нас побывали кинооператоры, фотокорреспонденты, журналисты… Кожедуб рассказывал: «Я был тогда инструктором в Чугуевском училище, мы твоим боем очень интересовались, изучали. В 1942 году это для нас было исключительное событие».

Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это - первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Главное, что мы поняли, что можем бить фашистов. Это было так важно для нас весной сорок второго года! До этого боевые действия мы вели на И-16 - маленьких самолетах со слабым вооружением. Что там стояло? ШКАСик… Нажмешь - все вылетело, и бить нечем. К тому же и скорости нет. Хотя на этом самолете можно вираж «вокруг столба» сделать. На Халхин-Голе он хорошо себя показал, но ведь речь идет о начале войны. И вдруг 1 декабря 1941 года мы получаем Як-1 от Саратовского завода комбайнов, который стал выпускать самолеты! Самолеты беленькие - под снег, на лыжах, хоть и они прижимались, но были тяжелые. Это была качественно новая машина с солидным вооружением: пушка, два пулемета, 6 реактивных снарядов.

Облетать их как следует нам не дали. Сказали: «Берегите ресурсы». Мы сделали полет по кругу. Посадка на лыжах очень тяжело давалась - это ж не колеса, тормозить нечем! Подведешь, сядешь, и несет тебя нечистая сила на бруствер аэродрома… Ну, юзом проползешь, затормозишь…

Если бы в этом бою мы были на МиГ-1 или ЛаГГ-3, его результат вряд ли был бы таким же. «Миг», когда только взлетит, его самого надо перекрывать, на средних высотах он вялый, не разгонишь, только на высоте он дает летчику возможность себя нормально чувствовать.

ЛаГГ-3, откровенно говоря, мы не очень уважали - горел сильно, поскольку сделан был из дельта-древесины, к тому же тяжелая машина. Мы отдавали предпочтения «якам» - Як-1, Як-7 - маневренные. «За газом» ходят. Як-9 был немного тяжеловат, но вооружение хорошее. Самый лучший - Як-3, это идеальная машина для боя. Просто сказка! Только запас топлива у него был небольшой - на 40-минутный полет.

Кривошеев Григорий Васильевич

Летчики 17-го ГвШАП получают задачу. На заднем плане стоят истребители «Харрикейн», которыми полк был вооружен до получения Ил-2

Прибыли мы в полк. К Еремину прихожу, представился, а Еремин для меня такая фигура! Я в запасном полку отпустил усы для солидности. Он мне говорит: «Это что за усы?» - «Для солидности». - «Какой солидности? Ты в бою солидность покажи». Я пошел за палатку, вынул лезвие, которым чинил карандаши, и усы сбрил. Меня распределили в первую эскадрилью Алексея Решетова. Я подошел к палатке, в которой находились летчики: один выходит из палатки - в орденах, второй выходит - Герой. Думаю: «Е-мое! Куда попал!» Но тут меня один парень, как потом выяснилось, Выдриган Коля, затолкнул в эту палатку, я представился, все нормально. А тот бородатый, который к нам в палатку в ЗАПе зашел, сказал: «Приедешь в полк, покажи, что ты летчик. Дадут тебе пилотаж, так ты отпилотируй так, чтобы струи шли с плоскостей». Когда мы в полк прилетели на новеньких «яках», которые получили в Саратове, у нас, пацанов, их отобрали, передали опытным. Мне сказали вылететь на проверку пилотажа. Прихожу, механик докладывает, что самолет готов. Держа в памяти это наставление, я пилотировал с большой перегрузкой, так, чтобы шли струи. Отпилотировал, иду на посадку. Сел. Командир подходит: «Ну, ты дал им, молодец». Оказывается, когда я, дурак, пилотировал, два «Мессершмитта» меня пытались атаковать, а я крутился, их не видел, но я с такой перегрузкой пилотировал, что они не могли меня поймать в прицел. Подумали, наверное, дурак какой-то болтается, и улетели. «Да я их и не видел даже». - «Вот за это тебя уважаю, другой бы себе присвоил, а ты честно ответил».

Подходит ко мне механик: «Молодец, облетал самолет!» Я говорю: «Как же так?! Что же ты мне ничего не сказал?» - «Все нормально, подписывай формуляр». Я не знал, что самолет был собранный: шасси от одного, фюзеляж от другого, да еще и не облетанный после ремонта! Сам механик грязный, самолет грязный. Я тогда только на фронт пришел, а они ночами работают, двигатели перебирают, куда им там до шелковых платков. Я как вспомнил этого Туржанского, который коврики в столовой стелил, так на следующий день подшил белый подворотничок. Механику говорю: «Вон банка бензина, возьми, постирай, чтоб ты орел был!» Сажусь в самолет, а механик мне: «Командир, ты у меня седьмой». - «И последний. Будешь плохо мне самолет готовить - расстреляю прямо здесь, а будешь хорошо готовить - останусь жив. Идет?» - «По рукам». Прилетаю, зарулил, выходит механик, комбинезон постиран, и папироску мне. Я говорю: «Иван, извини». Порядок есть порядок.

Герои Советского Союза Константин Фомченков, Павел Кутахов и Иван Бочков на фоне истребителей Р-39 «Аэрокобра» ранних серий с 20-мм пушкой «Испано-Сюиза», 19-й ГвИАП, зима - весна 1943 г.

Прежде чем вылетать на боевое задание, нас готовили. Парторг полка Козлов вводил в курс дела всех прибывающих летчиков. Это был не экзамен, не лекция - беседа. Говорил о том, как выходить на цель, как вести разведку, вводил нас в историю полка, как и какие летчики воевали, изучали район действия, материальную часть. Вновь прибывшие обязательно сдавали зачет по материальной части и штурманской подготовке. От нас требовалось изучить район полета. Сначала давали карту, а потом требовали по памяти ее рисовать. Мы сидим, рисуем, нас человек шесть, наверное, а тут прилетел командующий армии Хрюкин. Подошел к нам, ходит сзади, смотрит. В какой-то момент он, показывая на меня, говорит командиру полка: «Вот его сделай разведчиком». Рисовал я неплохо, да и отец у меня был художник. Так что из 227 боевых вылетов, которые я совершил, 128 - на разведку.

А что такое разведка? В фюзеляже истребителя устанавливался фотоаппарат АФА-И (авиационный фотоаппарат истребителя), который управлялся из кабины. Прежде чем вылетать, я раскладывал карту, смотрел задание. Например, нужно снять дорогу в таком-то масштабе, чтоб автомобиль или танк был размером с булавочную головку или с копеечку. В зависимости от этого мне нужно подобрать высоту, рассчитать скорость полета в момент включения фотоаппарата. Если я скорость превышу, то снимки будут разорваны, а если уменьшу - будут накладываться. Кроме того, я должен четко выдержать курс. Если я от курса отклонюсь, то фотопланшет не получится. Сделал все эти расчеты, потом на карте наметил ориентиры, откуда я должен начать съемку и где закончить. Потом должен выйти на цель, найти намеченный ориентир, посмотреть, где эти машины, или танки, или что я там еще должен фотографировать, убедиться, что я на него точно вышел. Вышел, выдерживаю высоту, потому что если поднимусь или опущусь, то требуемого масштаба не получится: на одном кадре будет один масштаб, а на другом - другой. И вот я захожу, и уж тут по мне садят из всего чего можно. Отклониться я не имею права - не выполню задания. И я уже плевать хотел на все эти разрывы справа и слева. Конечно, я выполняю съемку на максимально возможной скорости. Почему? Потому что зенитчики видят самолет «як» и ставят прицел на 520 километров в час, а я не 520 иду, а 600 - все разрывы сзади. Прилетаю. Фотолаборант несет пленку в фотолабораторию, печатают ее на фотобумагу, все это дело монтируют в планшет, и получается съемка нужного объекта. Я на планшете расписываюсь, там же расписываются мой командир полка и начальник штаба, и этот планшет везут тому, в интересах кого я выполнял это задание. Мало того, что я должен был разведать, где у них там какой аэродром, пушки, артиллерия, сосредоточение, я должен был дать предположение, а что это значит, что перевозят по дорогам, а почему по этой дороге, а не по другой, какие самолеты на аэродромах и какие задания они смогут выполнять. Поэтому требовалась мозговая работа и хорошая тактическая подготовка. И я успешно совершал эти вылеты.

Канищев Василий Алексеевич

Заправка топливом истребителя Р-39 «Аэрокобра» из состава 129-го ГвИАП, весна 1945 г. Германия

На девятом вылете 7 сентября меня сбили. Как получилось? Я к тому времени уже летал прилично. И вот наш командир эскадрильи Зайцев (если мне не изменяет память, такая была у него фамилия) читает задание. Смотрю - а у него руки трясутся. Что это за командир эскадрильи, у которого мандраж? Но тут, видимо, дело было в том, что он недавно был сбит. Правда, над своей территорией, в плен не попал, но вот так это на нем отразилось.

Дали нам задание лететь на свободную охоту. Я до этого все время летал ведомым, а тут командир эскадрильи мне говорит: «Товарищ Канищев, вы пойдете ведущим». Ладно, ведущим так ведущим. Летали мы на Як-9Т с мощной 37-мм пушкой. В то время приемник и передатчик стояли только на самолетах ведущих, а у ведомых были только приемники. Поэтому мне пришлось пересесть с моего самолета на самолет командира эскадрильи под номером «72».

Отправили нас в район Духовщины - «Смертовщины», как мы ее называли. Фашисты там долго стояли и сумели хорошо укрепиться. Много там было и зенитных батарей. Мы пересекли линию фронта, все нормально. Смотрю, идет поезд от Смоленска на Ярцево к фронту - вагоны, платформы с зенитными орудиями. Я говорю ведомому, мол, будем штурмовать этот поезд. Сделали мы два захода. Чую, шмаляют они по нас, в кабине запах гари от разрывов снарядов. На третьем заходе вдруг удар. Снаряд попал в мотор. И все - мотор сдох. Но пропеллер крутится, его не заклинило. Я ведомому кричу: «Иди на базу, я подбит». А он крутится вокруг. Я ему снова: «Уходи!»

Летчики 129-го ГвИАП Семен Букчин (слева) и Иван Гуров у Р-39 «Аэрокобра»

Думаю, что делать, куда садиться. Я знал, что ближе всего линия фронта на севере. Решил: буду идти перпендикулярно линии фронта, чтобы мне перетянуть ее и сесть на своей территории. Вообще, был бы я поумнее, тактически пограмотнее и если б знал, что не перетяну, нужно было вдоль леса лететь и сесть на брюхо. Самолет пожечь и убежать к партизанам. Но получилось по-другому. Смотрю, впереди зенитная батарея и оттуда по мне лупят. Летят эти красные болванки, и кажется, что точно в меня. Думаю - убьют, я же прямо на них иду. Я ручку отдал и по ним последние снаряды выложил. А этой 37-миллиметровой пушкой мы пользовались при посадке как тормозом, в случае отказа тормозов начнешь стрелять - и самолет останавливается. Так что я как выстрелил, так скорость и потерял. А мне-то всего один-два километра оставалось до своей территории. Может, дотянул бы, а может, эти зенитки меня бы и убили… В общем, плюхнулся я на капонир зенитного орудия, и машина скапотировала. А что было потом, я не знаю.

Летчик 86-го ГвИАП Василий Канищев в кабине своего Як-3

Очухался я на русской печке - все тело болит, шевелиться не могу. Вспоминаю, как было дело, думаю, что такое - я летал в 10–11 утра, а уже темно, ночь. Рядом со мной лежал еще один летчик, который оказался из 900-го полка нашей 240-й дивизии. Я у него спрашиваю: «Мы где?» Он отвечает: «Тише. У немцев. Вон охранник сидит».

Утром на машине нас увезли. И привезли в Смоленск, в госпиталь для русских военнопленных. Обслуга и врачи в госпитале были наши, русские. Но и отношение немцев к пленным было вполне лояльное. При мне никаких зверств или издевательств не было. Дня через два я начал потихоньку ходить. Врачи мне пришили «бороду» - при падении оторвался и висел кусок кожи с подбородка. В палате нас лежало человек 12. Чистая палата, чистые простыни. Потом оказалось, что на одном этаже со мной было еще трое из моего 86-го полка: Василий Елеферевский, Алейников и Фисенко.

20 сентября 1943 года, за сутки до освобождения Смоленска, нас выстроили во дворе госпиталя - всех, кто мог ходить. Выстроили, чтобы отправить в лагерь в Оршу. Из нас четверых могли ходить только мы с Елеферевским. Вообще, мне еще повезло, что меня сбила зенитка. Этих троих моих однополчан - истребители. Они выпрыгивали из горящих самолетов и все были обгоревшие. Лежали они на кроватях, накрытых марлевыми пологами, чтобы мухи не садились. Их кормили через трубочки, вливая жидкую пищу. Так вот Алейников и Фисенко было неходячие, и их оставили в госпитале. Как потом они рассказывали, им удалось залезть в какую-то канализационную трубу и отсидеться в ней до прихода наших войск. После этого их отправили в госпиталь под Москву, а оттуда после лечения - обратно в полк, воевать.

Герой Советского Союза Иван Бочков у Р-39 «Аэрокобра». 19-го ГвИАП, весна 1943 г.

У меня получилось сложнее. В Оршу мы прибыли 21 сентября. Как был устроен концлагерь? Немцы есть немцы. У них все было разложено по полочкам. Офицеров и летчиков-сержантов тоже как офицеров держали в отдельном от солдат бараке и на работу не посылали: «Офицер у нас не работает. Никс арбайтен». Но офицеры были люди, преданные Родине. В уме у нас постоянно крутилось: «Как же так, я в плену?! Как бы сбежать?» А как сбежишь?! Там четыре ряда проволоки, часовые. Рядовой состав немцы гоняли на работы. Пленные разгружали сахар, хлеб, рыли окопы. С работы убежать, конечно, было проще. Надо устроиться на работу. И мы с Елеферевским, с которым так и держались вместе (потом уже в бараке с рядовыми к нам примкнул пехотинец Макаркин Сашка, он был тоже офицер, младший лейтенант, по-немецки разговаривал немножко лучше, чем мы), решили для начала сбежать из офицерского барака в общий.

По вечерам в лагере работал рынок. Меняли все. У меня сахар - у тебя хлеб. У кого что есть. В обращении были и русские деньги, и марки. А я перед вылетом получку получил. Все крупные деньги у меня выгребли, оставили только десятки и рубли. На эти деньги мы что-то купили из еды (кормили нас скудно, какой-то баландой). Вот в этой толпе «торговцев» мы и затерялись. Конечно, мы боялись, что поймают - поставили бы к стенке без разговоров. Им-то что: подумаешь, расстрелять два человека.

Р-39 «Аэрокобра» из состава 212-го ГвИАП, весна 1945 г.

Вечером после поверки выяснилось, что в офицерском бараке не хватает двоих. Фашисты выстроили весь лагерь, всех рядовых. Видать, понимали, что за пределы лагеря убежать мы не могли. Построили пленных в 6–8 рядов… Мы с Елеферевским встали порознь. Может быть, одного узнают, второго не узнают. Представляешь, стоит такая длиннющая колонна, и вдоль нее идут, вглядываясь в лица, четыре немца, а с ними врач из Смоленского госпиталя и две собаки. Первый ряд фашисты осмотрели, второй начинают высматривать. Я как раз в нем стоял. У меня затряслись поджилки. Думаю, узнают. Я же в Смоленском госпитале лежал с 7-го по 20-е и к этому врачу на перевязку ходил! И точно, смотрю, он узнал меня! Но… отвернулся, не выдал. Ни фига нас фашисты не нашли!

Перед отправкой в Оршу выдали шинели. Моя мне оказалась велика. Я начал выступать, а рядом стоявший солдат сказал: «Замолчи, дурак, тебе повезло: на ней будешь спать и ею же укрываться».

После вылета механик извлекает стреляные гильзы 37-мм пушки из специального отсека истребителя P-39 «Аэрокобра»

Через три-четыре дня устроились мы на работу. Нас загрузили в пять машин и отправили рыть окопы. Как сбежать?! После работы привезли нас на ночлег в большие сараи, в которых хранилось сено, - прелесть, как хорошо. У немцев и там был порядок. Захотел в туалет: «Шайзе, шайзе, хочу в туалет». Для туалета заключенные вырыли яму, забили два кола, на них положили бревно, то есть чтобы ты сидел на этом бревне, как в туалете. Не то что у нас, пошел в кусты - и все. Из сарая сбежать не удалось.

Р-39 «Аэрокобра» ранних серий, 19-й ГвИАП

Решили втроем - я, Елеферевский и Сашка-пехотинец, - что завтра на построении мы постараемся встать последними, так, чтобы оказаться в самом конце траншеи. Так и получилось. Только с нами еще один мужик был, длинный такой, метра два.

Задание на день - выкопать метра три траншеи почти в рост. Начали, покопали с часик. Потом говорим Сашке-пехотинцу: «Иди к немцам, скажи, что охота жрать, чтобы разрешили набрать картошечки». Это же октябрь был. Картошку-то убрали, но какая-то часть осталась на полях. Сашка пошел. Сидим на бруствере траншеи. Ждем его минут пять - нет, прошло минут десять - нет. Васька Елеферевский мне говорит: «Вась, дело-то херовое, или Санька скурвился на х…, или что случилось. Надо когти драть!» Мы раз в эту траншею. Я бегу, а у меня только фалды шинели в разные стороны летают - траншея-то зигзагами. Как хвостом, мету полами шинели по земле. И вдруг этот длинный, что с нами был, как крикнет: «Пригнись!» Кстати, сам он прибежал через неделю. Оказался поваром, так и был потом у нас поваром в партизанском отряде. Он нам говорил: «Ой, чего было то, после того как вы сбежали. Лютовали немцы жуть как!»

А мы тогда вдвоем выскочили из траншеи, как только она кончилась. Будь немцы чуть посообразительней, посадили бы автоматчика в ее конце, и все… Выскочили из траншеи, а кругом голое поле, никуда не спрячешься - копали-то на возвышенности. Но мы как дунули в лес! Добежали, немцы не заметили нашего исчезновения, да к тому же, к нашему счастью, у них не было собак. С собаками они нас быстро бы нашли. Видим, какая-то девушка. Подходить не стали: «Нет, - думаем, - продаст». Слышали, что на оккупированной территории беглецов продают за пуд соли. И вот мы бежим, бежим. Елеферевский говорит: «Вась, слушай, у тебя ноги ничего? А то я натер. Давай, попробуем, вдруг мои сапоги тебе налезут. У нас нога-то одинаковая». Соглашаюсь: «Давай, поменяемся сапогами». И я с радостью надел его хромовые довоенные сапоги на подкладке из лайковой кожи. Я в этих сапогах 9 месяцев пропартизанил. А это было какое время: конец октября, ноябрь, декабрь и до апреля, воды много было. Где я только в них не лазил, а у меня портянки были только чуть-чуть влажными. Сапоги не пропускали воду! Но это уже потом. А тогда мы отбежали, наверное, километров на семь-восемь. Увидели длинный узкий перелесок. Мы по этому лесу шуруем. Потом видим взгорочек, а на нем сидит Сашка-пехотинец и жрет хлеб. У него аж половина буханки круглого хлеба! Мы на него: «Гад ты!» Он: «Ребята, поймите меня, начал собирать картошку, вижу, что ухожу. А вы-то, хрен его знает, может, струсите, может, не побежите. Я и решил драпануть».

Мы на радостях все ему простили. Говорим: «Давай, делись хлебом». Было это как раз 9 октября. И в этот же день мы нашли партизанский отряд.

Маслов Леонид Захарович

Семен Букчин, Николай Гулаев, Леонид Задирака и Валентин Карлов из 129-го ГвИАП разбирают воздушный бой, весна 1944 г.

Настоящая работа у нас началась 23 августа, с началом Ясско-Кишиневской операции. К тому времени я уже выполнил 20 или 30 боевых вылетов. Летали прикрывать плацдарм у Тирасполя. Вот там я своего первого «фоккера» сбил. Получилось вот как. Группой, которую вел Смирнов, комэска второй эскадрильи, шли на прикрытие плацдарма - летать было уже некому, вот и собрали сборную группу. Я шел ведомым у Калашонка. Наше звено связывало боем истребителей. Каша была. Нас с Калашом разбили, мы деремся по отдельности. Головой кручу, кричу: «Калаш, где ты?» Вроде рядом, а прорваться к нему не могу - прижали меня двое. Один «фоккер» отвалил. Я к Калашу. Смотрю, Калаш с одним бьется. Я его проскочил и вижу, один «фоккер» на бреющем удирает к себе. Я его прижал. Думаю, надо быстрее сбивать, а то обратно горючего не хватит. Нас Краснов как учил: «Заклепки увидел - стреляй». Прицел неудобный был. Поэтому стреляли или по пристрелочной очереди, или вот когда заклепки увидел. Немец жмет, аж дым идет, и видно, как летчик голову поворачивает, смотрит. Я догоняю. Он стрижет - думаю, сейчас я в лес врежусь, но догнал, дал ему по плоскости - он в лес. Я высоту набрал и пошел домой. Подтвердили мне…

Летали очень много. Не успели заправиться - опять вылет. Помню, я был весь мокрый от пота, хотя в кабине Ла-5 не жарко.

Командир 19-го ГвИАП майор Георгий Рейфшнейдер у самолета Р-39 «Аэрокобра»

Были и потери. Горбунов погиб - его не прикрыл Мещеряков. Этот эпизод даже описан в книге Скоморохова «Боем живет истребитель». Мещерякова судили и отправили стрелком на Ил-2. Он после войны академию окончил. Повезло ему войну пережить. Хотя стрелком летать - дело очень опасное.

Вообще, не угадаешь, где тебя смерть ждет. У меня в училище был хороший друг Долин Володя. Его оставили инструктором, на фронт не отпустили. Когда Одессу весной 1944-го взяли, нас отправили за новыми самолетами в Лебедин. Там, в УТАПе, Володя и был инструктором. Встретились. Спрашиваю его: «Ты чем занимаешься?» - «Тренирую молодежь, новые самолеты перегоняем. На фронт хочу, но не пускают. Возьмите меня, ради бога, надоело мне!»

А мы прилетели всей эскадрильей. Я пошел к замкомэска Кирилюку. Это он меня учил воевать. Хулиган был - никого не признавал, но меня любил. У него когда летчиков в звене побили, он меня с собой брал. Разбойный был! Я ему рассказал про Долина, он говорит: «Возьмем, жалко парня. Давай мы его украдем. Нам хорошие летчики в полку нужны. Только тихо».

«Аэрокобра» 19-го ГвИАП, потерпевшая аварию в тренировочном вылете

Посадили мы Володю к нему в фюзеляж и полетели. Не долетая до Первомайска, Кирилюк стал отставать, от его двигателя пошел шлейф черного дыма. Скоморохов, ведший группу, развернулся. Смотрим, Кирилюк пошел на посадку. Плюхнулся он в деревне прямо на огороды: один огород перескочил, второй, облако пыли - и все, ничего не видно. Ну, точку посадки отметили, полетели в полк. Выяснилось, что Кирилюк попал в госпиталь с ранением челюсти и переломом руки. Вернулся он в полк уже в июне. Спрашиваем его: «А где же Долин?» - «Как где? Он ведь живой был. Его колхозники на телегу посадили и повезли тоже в Одессу». Оказалось, что при посадке ему отбило что-то внутри, его нельзя было трясти на телеге, и он умер по дороге. Кирилюка за это понизили. Однако ему не привыкать - его то снимут, то обратно поставят. Хулиган.

Другой с ним случай расскажу, когда Румыния капитулировала и румыны перешли на нашу сторону, в Каралаше идем по городу вчетвером: Калашонок, Кирилюк, Орлов и я. Навстречу нам два румынских офицера в летной форме. Такие важные. Честь не отдали. Кирилюк их останавливает: «Вы что не приветствуете советских освободителей?» Те что-то сказали так свысока. Он разозлился: «Ах, ты еще обзываешься!» - как даст одному в морду! Мы Кирилюку: «Идем, что ты связываешься». Он стоит на своем: «Они должны нас приветствовать!» Командует румынам: «А ну пройдите мимо нас строевым!»

Командир эскадрильи 19-го ГвИАП И. Д. Гайдаенко в кабине своей «Аэрокобры»

Пока мы с ними разбирались, приехал комендантский взвод и на нас: «Вы чего себе позволяете?!» Тут Кирилюк разошелся: «Вы что?! Мы же их сбивали (да и мне пришлось сбить румынский „фоккер“ под Одессой), а они…» В общем, объяснились. Командир взвода нам сказал: «Вот что, ребята, я вас подвезу до окраины города, а вы уж там пешочком до аэродрома дойдете. Но я вас прошу в городе больше не появляться». Отвез нас и отпустил.

В Каралаше мы сели в начале сентября. Оттуда летали на прикрытие Констанции, которую бомбили немцы, базировавшиеся в Болгарии. После народного восстания в Болгарии немцы сразу откатились, и боев не было вплоть до границы с Югославией. Под Белградом немцы создали укрепленный район, и нам пришлось сопровождать «илы», которые их оттуда выковыривали.

Первый наш аэродром на территории Югославии находился на дунайском острове Темисезигет. Оттуда летали в основном на прикрытие штурмовиков. Кроме того, подвешивали нам и бомбы. Запомнился один из вылетов за день до освобождения Белграда. Облачность была низкая, шел дождь. И вот на фоне этих темных облаков сплошной стеной по нас огонь, а надо штурмовать здания, в которых засели фашисты. Три вылета мы сделали - никого не сбили. Как мы живы остались? Не понимаю. За эту штурмовку я получил орден Отечественной войны I степени.

Штурмовиков сложно сопровождать. Обычно выделяли две группы - ударную и непосредственного прикрытия. Над целью всегда их прикрывали на выходе из пикирования. В этот момент они наиболее беззащитные, не связаны друг с другом огневым взаимодействием. И если немцы атаковали, то только в этот момент. Группу на подходе они не любили атаковать, если атаковали, то как-то бессистемно, лишь бы отделаться.

Для того чтобы взлететь с раскисшего аэродрома, «Аэрокобрам» 66-го ИАП пришлось досками вымостить взлетно-посадочную полосу. Март 1945 г., Германия

Что потом? Мы начали летать под Будапешт, на Южный Дунай. Сначала мы сели сразу в Мадоче. Дожди залили аэродром, превратив его в болото. Два-три вылета взлетали на форсаже с выпущенными подкрылками. Только бы побыстрее от земли оторваться. Но это очень рискованно. Вызвали инженера. В результате самолеты разобрали, на грузовики погрузили и по шоссе вывезли в Кишкунлацхазе, в котором был аэродром с бетонной полосой. Ехать туда километров 35–40. Приехали в три часа ночи, темно еще, а к девяти часам утра все самолеты были готовы к вылету! Понял, как все было серьезно поставлено?! Инженер эскадрильи Мякота чудеса творил! Да и начальник ПАРМА, где мы ремонтировались, Бурков, тоже был на уровне. Прилетаешь ты, самолет в дырках, а часа через 3–4 самолет снова готов к полетам. Вот какие инженеры были!

Герой Советского Союза, будущий Главком ВВС Павел Кутахов

Когда мы вылетали под Будапешт, особенных воздушных боев не было. Только один раз, помню, мы сделали 2–3 вылета, и наше дежурное звено сидит в боевой готовности. Ракета в воздух - пара выруливает - задание получают уже в воздухе. Взлететь успел только Леша Артемов - Артем, как мы его звали. И вдруг - два «мессера». Не знаю, куда они летели. Скорее всего, на разведку или на охоту. Леша завязал с ними бой над аэродромом и обоих сбил на глазах у всех. Один из тех двух немцев сел подбитый. Подобрали его живым. Привели. Командира полка Онуфриенко не было, был его зам - Петров. Командующий спросил, кто вылетал и сбил. Штабные ему доложили, что командир полка вылетал, он и сбил. Потом уже разобрались, как оно было на самом деле. В общем, все произошло, как в кино «В бой идут старики». Артем, когда мы с ним после войны встречались, любил шутить, что за войну сбил двенадцать немецких и десять своих самолетов. Ему действительно не везло - постоянно его сбивали, вот он это и засчитывал в список сбитых «наших» самолетов.

Стоянка истребителей Р-39 213-го ГвИАП, весна 1945 г.

У нас самих были люди, о которых можно фильмы снимать. Кирилюк, о котором я уже рассказывал. Помню, под Будапештом нас мало оставалось. Скоморохов составил одно звено. Взлетели мы. А там «мессера». У меня таджик Абраров Рафик ведомый. Хороший был парень, но его над аэродромом «месс» сбил. Пришли охотники, они как глисты друг за другом вытянутся, не как мы - фронтом. Он заходил на посадку, а они из облаков вывалились… А тогда мы только за Дунай перелетели, к озеру Веленце идем, у него забарахлил мотор. Я ему: «Иди быстрее домой, что еще с тобой делать, собьют же». Остался я один. Без пары некомфортно. Тройку вел Кирилюк, а с ним как идешь, обязательно что-то случится. Он бесстрашный, сначала ввяжется, а потом подумает. Он чуть выше, я чуть ниже. Начался бой, и тут меня зажучили четыре «мессера». Я встал в вираж «За Родину», мы так называли, когда крутишься на одном месте, а эти четверо меня атаковали сверху. Ну, по виражащему самолету попасть непросто, тем более я слежу и подворачиваю под атакующий истребитель, быстро проскакивая у него в прицеле. Я потихоньку теряю высоту. Начали 3000–4000, тут уже горы, а выйти из виража нельзя - собьют. Сам кричу: «Кирим! - такой был позывной у Кирилюка. - Зажали четверо сволочей! Хоть кто-нибудь на подмогу!» Отвечает: «Ничего-ничего. Держись». Вроде ему некогда, надо там, наверху, сбивать. Крутился я, крутился. Оглянулся, а один «месс» уже горит. Кирилюк сверху свалился и его с ходу сбил. Тут один «мессер» промахнулся и недалеко проскакивает. Ага, думаю, все, теперь я с тобой справлюсь. Я подвернул машину, как дал ему. Он задымил, вниз пошел. Кирилюк: «Молодец!» Остальные двое удрали. Кирилюк был асом по сравнению с нами: 32 или 33 самолета лично сбил. Старше меня года на два, он раньше пошел на войну. Опыт у него был. Прилетели мы, я ему говорю: «Кирим, что же ты раньше не пришел? Я же тебя просил пораньше. Высота на пределе, горючего мало». Отвечает: «Я смотрел, как ты выкрутишься». Я говорю: «Ничего себе!!!» Такой он был, в критический момент только пришел. Царство ему небесное, хороший был мужик.

Букчин Семен Зиновьевич рядом со своей «Аэрокоброй», 129-го ГвИАП, весна 1945 г.

Дементеев Борис Степанович

Командиром эскадрильи вместо погибшего Заводчикова назначили Похлебаева - опытного летчика и более сообразительного, чем был Заводчиков. Заводчиков стремился вперед, ему хотелось сбить, отличиться. А Похлебаев… Я уже потом, после одного воздушного боя, его спросил: «Командир, почему не атаковал?» - «А я тебя не видел в этот момент». Думаю, это хорошо, если командир эскадрильи не пошел атаковать, потому что не видел своего ведомого. Лучше сегодня сохранить своего ведомого - завтра больше собьем.

Стоянка самолетов 129-го ГвИАП, весна 1945 г.

Так вот, проходит пара дней. Вечером сидим на КП, коптилка горит, все понурые - погибать никому не хочется. Асы орудуют - у нас Заводчикова сбили, в других частях летчиков сбили. А мы кто? Мы же не асы. Иван Григорович Похлебаев видит, что все понурые, говорит: «Чего носы повесили? Ну, асы! Подумаешь, асы! У нас что, оружия нет?! Посмотрите, какое у нас оружие, мы разве не знаем, как надо их бить! Завтра пойдем и будем их пиздить! А сейчас пошли на ужин».

Летчики 129-го ГвИАП Георгий Ремез, Николай Гулаев и механик Гулаева, который, судя по невыгоревшим следам от орденов, одет в гимнастерку своего командира

Поужинали. С рассветом вылетаем. На подходе к линии фронта успели набрать тысячи три - она близко, 25 километров. С воздуха видно и свой аэродром, и немецкий. Навстречу идут «фоккера», уже переходят в пикирование, бомбят наши войска. Похлебаев говорит: «Атакуем!» - и в пикирование. Я за ним. Вторая пара осталась наверху, прикрывать атаку. Смотрю, впереди меня «фоккер». Но мне нужно следить за задней полусферой командира эскадрильи. Он одного «фоккера» снимает, я слева. Заметил, что у меня тоже впереди «фоккер», нужно только в прицел его взять. Командует: «Бей, я прикрываю». Тогда я все внимание на прицел. Стреляю в этого «фоккера», он в пикирование и уже из него не выходит. С большой перегрузкой вывел самолет над самой землей. Думал, что он не выдержит. В глазах, конечно, темно. Казалось, что голова в желудок провалится. Только набрали 3 тысячи - еще группа «фоккеров» идет. Мы с Похлебаевым еще двоих таким же образом завалили. Потом станция наведения передает о том, что четыре «фоккера» взлетели. (И мы и немцы друг друга прослушивали. Все знали друг друга. Допустим, вызывают четверку Похлебаева на смену звену другой эскадрильи, которая дерется с «мессерами». Только передали, что Похлебаев летит, смотришь, «мессера» - переворот, раз, раз и ушли, бросили этих. Мы ходим, ходим, барражируем, ни черта нет. Только сдаем смену другим летчикам, уходим, тут же откуда-то появляются «мессера». Немцы знали, что звена Похлебаева нужно бояться, а других можно бить - у них меньше организованности. Наши еще не плохо воевали, а вот в 57-м полку ребята недружные были. Если они вылетели в бой, немцы обязательно появятся, будут их гонять. Наш же и 66-й полк были очень дружные, и результаты у нас были намного лучше.)

Летчики 129-го ГвИАП у истребителя Р-39 «Аэрокобра».

Так вот, смотрим, сзади далеко появились четыре «фоккера». Идут выше нас со снижением на скорости и прямо нам в хвост. Видят они нас или нет, не знаю, но по нашему курсу идут. Командиру эскадрильи говорю: «Иван, к нам в хвост „фоккера“ заходят». Раз сказал, два сказал, он не слышит. Смотрю, они сближаются. Дело плохо. Я резко развернулся. Ведущего беру в прицел. Тра-та-та, у меня только один крупнокалиберный пулемет выстрелил. Пять-семь пуль выпустил. Думаю, где наши? Смотрю, комэска рядом и вторая пара около меня. Уже на земле командир эскадрильи говорил: «Когда ты метнулся, я сразу понял, в чем дело». Ведущий «фоккер» задымил, задымил, у него шлейф пошел. Он отвернул, а за ним и остальные трое ушли. Ну, думаю, командир эскадрильи же видел, доложит. А он не доложил. Так мне этого третьего и не засчитали. Ладно, опять в пользу войны.

Сменял нас Морозов. Идет и кричит так бодро: «Идем на помощь! Идем на помощь!» Видно, что драться готов. Как сказал вчера Похлебаев - пойдем их бить, так и получилось! После этого наши летчики стали меньше бояться этих «мессеров» и «фоккеров».

Еще под Керчью, я помню, «фоккера» сбил. Мы были за облаками, а полуостров был закрыт низкой, метров на 300, облачностью. Не буду хвалиться, но стрелял я неплохо. Этот «фоккер» шел метрах в восьмистах почти под четыре четверти. Догнать я его все равно бы не догнал, но решил пугнуть. Определил дальность, взял упреждение, ввел поправки. Выстрелил и смотрю - снаряд разорвался в области кабины, но ни дыма, ни пожара нет. Я за немцем проследил. Он пошел к земле и в районе нашей линии фронта вошел в облака с углом градусов 70. И тут же слышу, станция наведения: «Кто „фоккера“ сбил? Около меня стукнулся». - «Я стрелял». - «Поздравляю тебя с победой».

Шугаев Борис Александрович

Запомнился мне день 31 декабря 1943-го. Чуть меня не сбили тогда. Новый год был на носу, а погода не ахти. Немцы не летали. Мы тоже воздерживались от полетов. Командир полка во второй половине дня по случаю праздника отправил нас на квартиры, приказал побриться, помыться, подшить подворотнички. Только начали этим делом заниматься, команда срочно вернуться на аэродром. Оказывается, сверху дали распоряжение штурмовать один из немецких аэродромов. Наших штурмовиков, которые должны это все осуществлять, прикрывали «лавочкины», а мы на «Кобрах», в свою очередь, должны были блокировать аэродром. Для этого мы должны были вылететь раньше. Получилось немножко не так, как задумано. Штурмовики с прикрытием почему-то вылетели раньше нас, а мы уже понеслись за ними. Соответственно, подходим к вражескому аэродрому, а в воздухе уже немецкие самолеты. У нас было две группы. Одна группа из восьми самолетов ушла за облака. А нас было семь, один у нас не вылетел почему-то. Получается, только мы подошли к аэродрому, а вокруг нас уже «кресты». Мы сразу вступили в бой. Через некоторое время один из наших закричал: «Я подбит, прикройте!» Оно и неудивительно. Там так все быстро происходило.

Заправка топливом «Аэрокобры» летчика 66-го ИАП Бориса Шугаева, весна 1945 г.

Я через несколько минут смотрю, идет наша «Кобра», а за ней вплотную «мессер». Я, долго не раздумывая, передал по радио: «„Кобра“, за тобой „месс“!» Сам сразу нажал на все гашетки пулеметов и пушек. Сбил я его, фрица, даже наземные войска, как потом узнал, мне засчитали. А тогда стреляю, и в это время по мне сзади какой-то фашист тоже как открыл огонь. И нога у меня дернулась от удара. Удар 20-мм снарядом бронебойным попал мне в сапог. Сапог был яловый и каблук кожаный, еще подковка была по всему каблуку 5-мм толщины. Каблук загнулся на 90 градусов. Однако благодаря этому удару нога дернулась, нажав на педаль, и самолет выскочил из-под обстрела. Как потом выяснилось, в самолет попало два снаряда - один мне в ногу, а второй в крыло. Ну, я вижу, что ранило меня в ногу легко. Попробовал рули - самолет слушается. Пока у меня скорость была, я, не снижая скорости, передал ведущему, что выхожу из боя, подбит. Высота у меня тогда была метров 500–600, прямо под облаками. Я полупереворотом ушел из этого боя, самолет у меня был не сильно побит, так что приземлиться я смог.

Командир звена 20-го ГвИАП Герой Советского Союза Алексей Хлобыстов, трижды совершивший воздушный таран, у самолета Р-40 «Киттихаук»

Вскоре меня еще раз чуть не сбили. Мы шли парой. Видим, перпендикулярно нам идет пара из другого полка нашей дивизии. А за нами в тот момент шла пара «мессеров», выжидая момент для атаки. Я передал паре из другого полка: «За нами хвост, помогите». Надеялся, что мы пройдем вроде как приманка, а эти немцев сзади атакуют. Куда там! Но они меня не услышали, а за это время немцы приблизились и открыли огонь. Я еле успел сманеврировать, и в самолет попали только пули - снаряды прошли мимо. Две или три пробоины, конечно, были. Пока я маневрировал, мой ведущий развернулся и сбил один вражеский самолет. Второй фашист сразу ушел в облака, только его и видели.

Результаты боевых действий самых результативных истребительных полков ВВС КА

(данные представлены Владимиром Анохиным)

(по данным М. Быкова)